IX
                                             

  События, о которых пойдет речь, произошли 21 и 22 июля 1941 года, когда наши войска под натиском превосходящих сил противника, всеми силами пытались остановить немецкое наступление в глубь страны.

  Тогда я временно командовал 6-й ротой 2-го батальона 283 стрелкового полка. К этому времени в роте оставалось немногим более половины штатного состава. Рота состояла из двух взводов. Первым взводом командовал заместитель политрука - коммунист Середа, вторым – лейтенант, Николай Ляшенко.

  Накануне, после изнурительного суточного отхода, рота получила приказ - выйти в район села Крымок и по урезу рукава реки Тетерев занять оборону на левом фланге батальона. Далее влево, до самого города Радомышль никаких наших подразделений не было. Справа была позиция пятой роты нашего батальона.

  Берег, на котором, пришлось занимать оборону, на полтора - два метра возвышался над уровнем воды проточного рукава. Хотя ручей имел глубину около метра и ширину два-три метра, но тем не менее, он был определенной преградой для наступающих немцев. Нас от немецкого наблюдения скрывали кусты ольшаника и рясные плакучие ивы.

  Между рукавом и основным руслом реки пролегал заболоченный остров, заросший высоким, густым камышом и кустарниками лозы, что затрудняло наблюдение и обстрел довольно широкого участка местности, примыкающего к противоположному берегу реки Тетерев.

  Солнце неумолимо катилось к закату. Стояла жара и со стороны реки тянуло прохладой. Бойцы, вдохнув свежего воздуха, получив облегчение, старались до захода солнца закончить оборудование окопов для стрельбы стоя. Одни уже приступили к маскировке, другие лишнюю землю опускали под откос. Командиры отделений ходили вдоль окопов и показывали каждому стрелку и пулеметчику основной сектор обстрела и дополнительное направление ведения огня.

  Солнце уже окрасило в ярко-красные тона небосклон. В это время с запада послышался гул, приближающихся машин. Это встревожило воинов. Бойцы, почувствовав угрозу, стали спешно укрываться в окопах.

  Я тоже посмотрел в сторону доносящегося звука и увидел пока еще в отдалении колонну темно-серых машин в лучах заходящего солнца.

  Сумерки сгущались.  На фоне вечерней зари одна за другой стали взлетать вверх разноцветные сигнальные ракеты. Послышались пулеметные, а затем и автоматные очереди, «залаяли» минометы. Длинные хвосты трассирующих и бронебойно зажигательных пуль рассекали воздух. Поднялось несколько шлейфов густого черного дыма. Потянулось вверх, затем показалось пламя - стало вокруг светло - это горели стога хлеба и хаты в ближайшем селе.

- Вот гады... не свое - все палят, - возмущенно, вслух процедил я.

- Видимо, трусят - заметил заместитель политрука.

- Похоже на это ...

  Несколько часов спустя, эхо разнесло по реке стук лодок и всплеск весел на воде. Все насторожились – дремота прошла.

«Что же они задумали?» - Стараясь  понять, подумал я.

Ночь была тревожная - никто не спал. Что-то около полуночи я подошел к командиру первого взвода замполиту Середа и спросил его - «Вы сможете сейчас уснуть?»

- Да! - не задумываясь, сказал он.

- Тогда вы  и весь наблюдательный пост, ложитесь, с рассветом я вас подниму, а роту уложу спать. - Я от окопа к окопу, обходя роту, дежурил. Воины притихли, прислушиваясь к малейшему шелесту листьев.

  Луна своим серпом медленно сползала по небосклону к закату, тускло пробиваясь сквозь серебристые облака. К утру потянуло сырой прохладой, поднимался туман. Немцы несколько угомонились. Петухи в селе завершили свою третью перекличку и вот уже первые лучи солнца брызнули сквозь белизну поднимающегося тумана. Уставших и выбившихся из сил воинов тянуло ко сну. Видя это, я  подошел к замполиту Середа, поднял его и ему приказал:
 - Просыпайтесь, будите своих наблюдателей. Будьте внимательны, особенно, когда рассеется туман. Если что!... - давайте команду Рота, к бою! Я буду под крышей сарая. – Приступайте к дежурству!

Мне казалось, что я только сомкнул глаза и вдруг слышу тревожный голос наблюдателя:

- Товарищ лейтенант, поднимайтесь... Да подымайтесь же...

- Что случилось? Немцы? ..Где?..

- Нет! Хуже!...

- Что хуже ?

- Командир полка со свитой ...

- А почему хуже ?

- Мы тоже уснули.

- То есть, как уснули? - уже по инерции спросил я, а сам на ходу сбросил плащ, одной рукой потрогал ремень, другой схватил СВТ и как пуля выскочил из сарая. Командир полка со своей свитой были уже совсем рядом. Я по всем правилам начал было докладывать, но командир полка не дал мне сказать даже одной фразы:
- Предатели !... Изменники !... Спите! На судьбу Родины вам наплевать, возмущался он. - Вы командир, почему не организовали наблюдение? Почему и рота, и Вы спите? В плен захотели? Предатель! - и «оплеуха»... - эхом раздалась по реке. Все оторопели. Я качнулся, но устоял... В голове зазвенели колокола.

- Я Вас снимаю с должности. Снять ремень!... Арестовать! - продолжал неистовствовать командир полка. Он еще что-то кричал, но я его уже не слышал, чувствуя жуткий шум в голове, а лицо горело огнем от прилива крови. Машинально снял ремень с пустой кобурой и бросил его под ноги командиру. Но когда он закричал – «Отдать оружие!» Меня как пружиной отбросило на несколько шагов назад, обдало холодным потом, а волосы на голове к верху поднялись дыбом. Я сначала схватил винтовку к бою, затем руками хватил гимнастерку за ворот, да с такой силой рванул ее, что и гимнастерка и  нательная рубаха превратились в распашонку - грудь обнажилась, и я неистово заорал - «Я предатель ?... Стреляйте! Но оружия я не отдам. Мне Родина его вручила - с оружием в руках я и умру!»

  Командир полка оторопел. Видимо, такого он не ожидал. Вся свита замерла, и затаив дыхание ждала, что же будет дальше? Тишину нарушил комиссар полка. Обращаясь к командиру, он сказал - «Товарищ полковник, да оставьте Вы его»...

- Отдайте ему ремень! Оставайтесь здесь и наведите порядок, - в более сдержанном тоне сказал командир полка.

Свита ушла. Меня, уже больше не тянуло на сон. Я еще долго стоял на месте и никак не мог прийти в себя, пытаясь  осознать, что произошло. Мысли мои путались, быстро сменялись одна другой - «Обстановка трудная - Родина в опасности, а мы?... Мы спим...»

  Все это происходило на виду у виновников. Они видели и осознали все.  Все видели, как тяжело я переживал и молчал. Возможно, им хотелось, чтобы сейчас я сделал им разгон - им легче было бы пережить свою вину. А у меня в голове искрой промелькнуло - Нет! Нет... Зачем? Ведь они сами все видели.

  Тем временем солнце поднялось высоко. Туман рассеялся давно. Машины немцев то и дело сновали за рекой по горизонту. На берегу было тихо. Бойцы роты  по очереди отдыхали, а те, которые дежурили, молча жевали сухари.

  Я закрыл одну полу распашонки другой, взял ремень надел его, и как ни в чем не бывало, заправившись, пошел вдоль окопов, проверяя надежность и удобство для ведения огня.

К полудню появился посыльный от командира батальона с каким-то гражданским человеком.

- Товарищ лейтенант разрешите доложить, - но посыльный запнулся. Видимо, соображая как ему представить этого гражданского, но на выручку пришел сам гражданский: - «Здравствуйте!  Я – Щегловатый, прислан к Вам политруком роты».- И тут же, не дожидаясь, взаимного приветствия, продолжил - Еще два дня назад я был председателем колхоза, а теперь вот... - и запнулся. Я понял, что теперь это наш замполит и сказал ему - «Здравствуйте - лейтенант Куцаев, исполняющий обязанности

командира шестой роты» - спокойно проговорил я, а сам подумал - «Вот уже партийно-политическое усиление. Пойдемте, познакомлю Вас с личным составом роты». – «Да. Да, пойдемте!» - согласился замполит, как-то нехотя, словно думая о чем-то другом. Идя рядом, он стал мне тихо говорить - «Здесь неподалеку, верст пятнадцать - указал он пальцем в сторону занятую немцами - у меня осталась жена молодая, только вторая неделя пошла, как родилась дочь. Мне смотаться бы надо туда, я мигом».

- Как это туда? Ведь там же немцы?- Я пройду. Я тутешний, все ходы знаю - с местным украинским говором он стал убеждать, чтобы я его отпустил.

-  Нет! На это я не имею права, да и Вам делать такое не советую. Вас никто сейчас не поймет.

  Дальше, мы шли молча - подходя к окопу, я коротко представлял замполиту бойцов. В это время сзади послышался шум, оглянулись. Однако! Уже и обед прибыл. - «Вот это здорово!» - с чувством радости воскликнул я, увидев термоса и мешок с сухарями.

- Товарищ лейтенант, - обратился ко мне один из бойцов, принесших обед: - Я получил приказ сообщить, что Вас вызывают к командиру батальона.

- Товарищ Щегловатый! Кормите людей, да и сами ешьте, а я пошел к командиру батальона Вы, товарищ политрук, остаетесь за меня - лишний раз подчеркнул я.

  Путь к командиру батальона лежал по тропинке через поле ржи. Рожь, налившись золотыми зернами, давно уже созрела и ждала хозяйских рук. За полем виднелся могучий сосновый лес. На опушке в кустарниках стоял разведывательный бронеавтомобиль. Под редкими соснами у опушки леса на привал расположились не менее двухсот бойцов, вооруженных винтовками и большими саперными лопатами - видимо саперные подразделения, но тогда меня ни то, ни другое не интересовало. Мои мысли были заняты одним, какая же кара меня ждет?

  Вот уже и командный пункт батальона. Комбат Иван Семенович Мороз выглядел мужиковато, как говорят о таких: «Неладно скроен, да ладно сшит». Он, заложив руки назад, похаживал из стороны в сторону и что-то диктовал старшему адъютанту батальона. Рядом с адъютантом сидел на земле, спустив ноги в проход блиндажа, старший лейтенант, доселе  мне незнакомый. Он выглядел уже не очень молодым - лет тридцати - тридцати двух.

  Увидев меня, комбат пошел мне навстречу. Не став заслушивать мой доклад, взял меня под руку и как-то по-отцовски спросил:
- Ну, рассказывай, что там произошло?
- Что рассказывать? Наблюдательный пост уснул тогда, когда я разрешил личному составу роты отдыхать. Ночью рота не спала - немцы держали нас в напряжении.
Как-то в оправдание себя я добавил: - Ведь, им-то до этого время на отдых было дано? - потом подумал и добавил: - Да и сам я задремал.

Выслушал меня внимательно, капитан сказал: - Ну, на командира полка ты не обижайся - обстановка! В такое время все в напряжении... Видимо, он погорячился.

  Он посмотрел в сторону блиндажа, где сидели те двое, и позвал старшего лейтенанта.

- Товарищ капитан, старший лейтенант Давыденко прибыл по Вашему приказанию. - Доложил хрипловатым голосом тот, которых мы называли «стариками».

- Знакомьтесь, Ваш командир роты. Прошу любить и жаловать - произнес стандартные слова комбат. – Ознакомьте его с ротой и оставайтесь у него  пока заместителем.

- Есть! - ответили мы, едва ли не хором, у меня на душе сразу полегчало. Ведь, в той обстановке все могло кончиться для меня гораздо хуже.

 Мы шли в расположение роты уже знакомой мне дорожкой через тоже ржаное, не тронутое косой поле. Колосья на солнце переливались золотистым отливом, так красиво, что глаза радовались. Я шел впереди, Давыденко следом за мной. Он поведал мне, что пехотой никогда не командовал - его дело минометы, мин уже давно нет, минометчиков направили в пехоту, а минометы сложили в повозки, как лишний груз. Теперь предложили принять стрелковую роту. Я ему объяснил, что я тоже не стрелок, а станковый пулеметчик, но уже месяц как командую стрелковой ротой. В общем, мы шли мирно беседуя. И ... вдруг в расположении роты раздались пулеметные очереди, застрекотали автоматы, где-то на противоположном берегу «залаяли» немецкие минометы, ввысь взлетели одна за другой сигнальные ракеты. С нашей стороны отвечали редкие ружейные выстрелы.

 «Тревожно!» - подумал я и тут же обратился к Давыденко: - «Это у нас в расположении. Вы идете этой дорожкой до крайней хаты, а я бегом» - и с места рванул, сколько было силы. Выбежав из ржи, я опять услышал залп минометной батареи немцев. - «Это уже по мне». - Мысль, как искра промелькнула в голове: - «Ложись! Где?» Вокруг все, как на ладони и только рядом оказалась маленькая промоина от дождевого ручья. Я с ходу плюхнулся в нее, зажав голову руками. Взрывы, как сильный грозовой разряд, оглушили меня и тут тупой удар в левое плечо, теплая струя крови потекла у меня по спине. Густые клубы пыли и зловонного дыма заволокли меня, тошнотворный запах тротилового газа сдавил мне горло. Я стал задыхаться.

- Вас ранило? - потревожил меня чей-то незнакомый голос. Я поднял голову и увидел, сквозь пелену пыли, склонившиеся надо мной два силуэта. Они, увидев кровяные пятна на гимнастерке, не ожидая моего ответа, схватили меня под руки и бегом потащили меня в рядом находившийся блиндаж. Блиндаж был набит женщинами и детьми - все в страхе прижались друг к другу. Едва втиснувшись в его проем, сняв ремень и «распашонку».  Нижнюю рубаху превратили в широкий бинт и затянули мне рану. Мне стало немного легче. Делали они все быстро, сноровисто, как профессионалы, при этом сказали: - «У нас на селе в работе лесорубов не такое бывает. Мы тут сами себе врачи…».

  Тем не менее, мне этот процесс показался целой вечностью: - «Что же там? Мешкать было некогда, поблагодарив их, схватив в руки гимнастерку, ремень, я снова побежал к роте.

  Не успев выбежать за первый дом, стоявший на берегу, увидел своих, убегавших бойцов, - мне стало не по себе. Они бежали вдоль камышовых зарослей в направлении Радомышля. Я понял, что медлить нельзя - надо остановить, но как? Еще немного... Они скроются. А я не могу даже крикнуть, слова застряли - горло пересохло. Преодолевая боль, прохрипел:
- Стойте! Да стойте же!

  Боец, бежавший последним, оглянувшись, увидел меня, неистово закричал:

- Командир ранен! Стойте!

 Услышав крик товарища, рота с такой же силой, с какой она в страхе убегала от противника, неслась обратно на помощь своему командиру.

 - Вы куда? - со злостью спросил я.

 - Так там же немцы ... таки здорови та ще з орлами на груди - ответил один из убегавших.
  Все бегом развернулись в цепь и ринулись за мной. Какое же было наше удивление, когда пробежав половину пути, мы немцев так и не обнаружили.

  «Эх вы, струсили!» - укорял я своих бойцов, - «Где же ваши немцы?» - кричал я.

  Чувствуя свою вину, бойцы стояли потупив глаза. Я начал было проверять наличие личного состава роты.
- Так, вон же они! – радостно воскликнул сержант Дорожко. Я оглянулся назад и увидел, как те самые верзилы зелено-мышиного цвета, о которых говорили мне бойцы, бежали, путаясь во ржи. Они бежали в нашу сторону, но немного правее, подставляя нам правый фланг.

  Впервые видел, как серая, масса лавиной движется на тебя. Ощущение испытываешь самое неприятное.

 - Примкнуть штыки! За мной, в цепь, в атаку - Вперед! - не раздумывая, скомандовал я. Не задумываясь, я кинул на землю рваную гимнастерку, дослал патрон в патронник своего парабеллума, выкинул обойму и вставил  полную. Я отстегнул, у идущего рядом бойца, лопатку, взял в левую руку и описал круг в воздухе. Боли не почувствовал, но повязка сковывала движение. Крутанул руку с лопаткой еще раз, повязка ослабла, но по спине потекла кровь.
 Я побежал не чувствуя ног, за мной побежали все, разбегаясь в цепь. Раздались выстрелы. В тылу немецкой цепи, послышалось «Ура» и выстрелы с позиций нашей роты. Немцы пришли в смятение: одни продолжали бежать на нас, кто-то бросился назад. Подбегая к противнику, я успел несколько раз выстрелить. Добежав до первого, принявшего бой, на бегу ушел в лево от удара и с разворота рубанул лопаткой по шее. Подоспели воины, начался штыковой бой. Слева от меня, вырвался вперед и ловко откидывал немцев сержант Дорожко. Умело работая штыком и прикладом, используя не хитрые, но отработанные до автоматизма приемы. Строй роты стал смыкаться, охватывая немецкую цепь по фронту и сминая ее в правый фланг.

   Немцы падали, ногами путаясь во ржи. Поднимались и снова падали. Их настигали удары штыками и меткие выстрелы. Бой был коротким, - всего несколько минут. На встречу, нам подоспели бойцы роты, оставшиеся в окопах и разбежавшиеся в стороны, при прорыве немцев через наши позиции. Фактически мы взяли их в кольцо. Пленных не было, и уйти обратно на участке нашей роты ни одному из них не удалось. Когда прозвучал последний выстрел, на лицах бойцов появилась улыбка. «Ура!» - охрипшим голосом, закричал сержант Дорожко. «Ура» - подхватила вся рота. Улыбался и я, получив полное душевное удовлетворение.

  «Здорово получилось!» - Подумал, а затем вслух произнес: - Ну и денек!?.
Я стоял, шатаясь. Раненое плечо невыносимо болело, по спине текла кровь.
- Куды ж Вы… так ломанулись? А кабы мы не поспели..? - спросил Дорожко.
- Спасибо, что не отстал, а в остальном я и не сомневался…
- Когда «в штыки», главное - строй и взаимовыручка, а на Ваше счастье, немцы этого не поняли. Да, и пока я добежал, у Вас пистолет уже пустой был. А, вон от того Бугая, Вы ловко увернулись и уделали… – Сказал он, забирая у меня из рук, на окровавленную лопатку. Я проверил парабеллум, он действительно был полностью разряжен. Подошедший боец протянул ремень и гимнастерку, брошенные мной перед боем.
 После я начал уточнять наличие личного состава и спросил: - «А где же наш политрук?»

 - Так он же первым с нами бежал, но мы вернулись, а он ... – я понял, что воспользовавшись ситуацией, Щегловатый дезертировал к семье на оккупированную территорию.

  Тем временем командир первого взвода Середа сосчитал немцев, убитых на нашем участке и громко крикнул с ржаного поля: - Товарищ лейтенант! – Пятьдесят Шесть!

- Молодцы! Хорошо поработали! – крикнул я - Слышали? - я спросил у подошедшего ко мне старшего лейтенанта Давыденко.

 - А Вас, лейтенант, уже успели и ранить?

 - Ничего! Заживет! Пойдем, роту принимать будете - и только теперь я обратил внимание, что до сих пор ношу гимнастерку, зажатую в руке. Надел ее, затянул ремнем, левого рукава не было. Его второпях отмахнули при перевязке.

  Построил роту, проверил - раненых в строю не было. Поблагодарил за успешные действия всех участников боя и представил нового командира роты. И тут я спросил - «А где же командир второго взвода, лейтенант Ляшенко?» - «Его, наверное, убило сразу, когда немцы проскочили через наши окопы», - ответил кто-то из строя. - «Мы его не видали ни в начале боя, ни после...!»

  Мы подошли к его окопу и увидели осунувшееся на дно тело лейтенанта,  прикрывавшееся дважды прострелянной каской. Было понятно - немец, пробегавший над его окопом, остановился и дважды выстрелил ему в голову… - «Вот как ему угодило. Надо его похоронить с почестями, где-то под теми плакучими ивами» - обратился я, к подошедшему, комвзвода Середе.
- Нет.. Нет - я жив... вдруг придя в себя, еле слышно проговорил Николай. Мы наклонились над ним.
- Коля! Жив? Ну, брат, ты в рубашке родился! - с радостью воскликнул я.

- Да помогите же ему выбраться... - торопливо распорядился подошедший старший лейтенант.

  Лейтенант Ляшенко с помощью воинов вылез из окопа, снял с головы каску с двумя сияющими дырами, и мы увидели на его макушке две красные царапины с вырванными клочьями волос. После он еще долго не мог прийти в себя: ходил, держась обеими руками за голову, его качало из стороны в сторону, голове гудело, его тошнило и рвало.

  Я сдал свою шестую роту со спокойной душой. Жаль, что время стерло из памяти большинство имен и фамилий героев тех первых дней войны. Простившись со всеми, я отправился на командный пункт батальона.

                                                        Х

  После удачного боя в селе Крымок, я прибыл на командно-наблюдательный  пункт батальона в приподнятом настроении. Еще бы! Со своей ротой в сорок человек, нам  удалось отрезать отход и уничтожить пятьдесят шесть немцев.

  Командир батальона капитан Мороз, посмотрев на мой вид, не стал выслушивать мой официальный доклад, посадил меня рядом с собой и попросил рассказать все по порядку. Выслушал меня внимательно и сказал: - «Похвально! Благодарю тебя за службу! Буду ходатайствовать о поощрении всего личного состава роты. Молодцы, уже который штыковой бой прошли! Оставайся на командном пункте батальона, будешь офицером связи со штабом полка. Сейчас я напишу донесение, и со связным доставите его командиру полка. Там Вам, кстати, обработают рану и сделают квалифицированную перевязку».
  Пока комбат диктовал писарю содержание донесения, я прислушивался к обстановке на переднем крае. Было тихо. В это время подошел связной из штаба полка. Комбат его спросил:

- Саша, ты с чем?

- Пока ни с чем. В штабе полка волнуются: почему до сих пор нет донесения из вашего батальона за сегодняшний день?
- Бой шел!.. Кончился, пишем… Уже заканчиваем писать. Я задержал лейтенанта, чтобы его отправить. Вот и хорошо, что ты пришел. Заберешь и лейтенанта, проводишь до штаба полка. - Донесение готово. Комбат подписал, хотел отдать его связному, но тут сказал:

- Нет! Товарищ лейтенант, Вы лично вручите его командиру полка. Я просил Ивана Павловича, чтобы он лично выслушал Вас. Вы лучше введете его в обстановку, которая разыгралась у нас в последние часы.
  Положив донесение в планшет, комбат пожал мне руку, и сказал:
- С богом! Я  думаю, что с Вами, лейтенант, мы еще встретимся.

  Штаб полка походил на цыганский табор. Он располагался под кронами высоких стройных сосен. Под одной из них, на бурке, полулежа, принял мой доклад командир полка. Он бегло прочитал донесение, спросил у меня обстановку на переднем крае. Еще раз окинул взглядом мой внешний вид и спросил: - Вас ранило в этом бою?
- Нет. Это старое ранение… то есть, еще до боя минометы накрыли… - ответил я под его тяжелым взглядом.
- Прав Морозов, лезете везде, как пацан! А пушки, повозки с минометами и знаменами немецких частей Вы отбили?

  Я посмотрел в сторону и увидел ту пушку и повозки, стоявшие поодаль от штаба, но уже без лошадей.

- Да! Совместно с пятой ротой...
- Помощника начальника штаба по учету ко мне... Оформить на этого лейтенанта представление к награждению орденом «Красной Звезды». После того как Вас обработают наши медики, подойдете ко мне.

Узнав об этом, ко мне подошли  корреспонденты и стали спрашивать: «За что Вас представляют к награде?»

- Не знаю. Может, за то, что будучи раненым, я восстановил позицию роты и тем самым отрезал отход прорвавшимся немцам, при этом ни одного из них не выпустили живыми? - Они меня еще что-то спрашивали, но подробности стерлись из памяти.
  Раненых на медицинском пункте не было, и медики сразу взялись за меня. Им пришлось немного повозиться с моей раной. Они быстро определили месторасположение осколка, который необходимо было удалять, но на это никто из них не решился. А кода я разделся, и они увидели «созвездие» фурункулов, усеявших все мое тело, вот с ними им пришлось повозиться. Санинструктор спросил:
- Как Вы можете это терпеть?
- Рахметов, и не такое терпел.  
- Да, но Вы ведь не Рахметов!
- Я воин Страны Советов, и защищая, ее я должен терпеть все.
После я возвратился опять к командиру полка.
- А пришел? Ну, как обработали? Полегчало?  
- Стало лучше…
- Так вот, я принял решение: пока обстановка остается неясной и я не знаю куда Вас можно отправить на излечение, оставайтесь при штабе полка до полного выздоровления. Так как Вы раненный ходячий, то будете временно исполнять обязанности офицера связи между штабом полка и вторым батальоном. Подлечитесь, заодно и остепенитесь. Правда в штатном расписании такой должности нет - она не предусмотрена, но обстановка нас вынуждает ввести ее хотя бы временно.
  Сегодня закончился первый месяц войны.

                                                       ХІ

  Я стал исполнять обязанности офицера связи. В это время в Красной Армии офицерского корпуса не было, и только для такой должности употребляли слово «офицер». Видимо раньше это была офицерская должность.

  По дороге из батальона в штаб полка, я познакомился со связным, он рассказал: - Моя фамилия Авдеев, звать Александр. Вот уже ровно месяц, как я исполняю обязанности связного между штабом полка и вторым батальоном. За этот месяц, всякое случалось, но пока судьба меня милует. Товарищ лейтенант, разрешите узнать, а как Вас зовут?
- Меня? Зовут меня Николаем, по батюшке – Ивановичем, а фамилия моя – Куцаев.
- Значит русский? Это – хорошо и имя запоминающееся, а то встречаются всякие Арнольды, Адамы, Генрихи – теперь просто язык не поворачивается.
  Действительно, в последнее время, особенно в городах, пошла мода на имена иностранного происхождения, даже Адольфы встречаются.
- Одним словом, я понял, что мы – сельские. Боец Авдеев – является основным связующим звеном между полком и батальоном – связь надежная, но не прочная - подумал я - «Да! Со связью в нашей армии дела обстоят неважно, если не катастрофически».
  Рожки, свистки, флажки, как средство связи отпали в первых же боях. Связь между взводами и ротами, ротами и батальоном осуществлялась рукой. Малой саперной лопаткой, положением приклада, или ракетами. И это благо, что всю войну ракетами нас немцы снабжали. Связь с ротой и батальоном – посыльный, между батальоном и полком – связной твердо вошли в практику.
  У меня сложилось мнение о связном бойце Саше Авдееве, что это молодой симпатичный юноша, с миловидным лицом и добродушным характером. Честный и исполнительный воин, и начальники его принимали, как своего родного сына.
  Теперь я вместе с Сашей Авдеевым исполнял обязанность связных, ходили вместе, особенно, ночью.
  Шли последние дни июля. На нашем участке было затишье. Однажды, я по какой-то причине задержался на командно-наблюдательном посту батальона. В полку возникла крайняя необходимость отправить в батальон распоряжение. Начальник штаба полка, не задумываясь, вызвал красноармейца Авдеева к себе:
- Вот, Саша, срочное распоряжение, быстро доставь его в батальон. Вручишь его лично комбату или его старшему адъютанту, другие об этом знать не должны!
- Есть! – Саша на всякий случай дозарядил свою трехлинейку, сунул пакет за пазуху гимнастерки, закинул винтовку ремнем на плечо и двинулся в путь. Шел он по знакомой извилистой дороге, проходившей по густому, стройному сосновому лесу. По обочине дороги росли кустарники ольшаника и лесного ореха. Выйдя на небольшую поляну, он увидел, как из-за кустов вышел какой-то военный с наброшенной на плечи шинелью, в новом повседневном летнем обмундировании. Шел он на встречу, как бы прогуливаясь, хлопая тросточкой по голенищу хромового сапога.
«Откуда бы ему здесь взяться?» - Подумал Саша. – «Ведь я только из штаба и там я такого не видел» - их пути сходились – деваться было некуда. 
- Эх! Будь что будет? - Продолжал размышлять Авдеев.
- Товарищ рядовой, Вы куда идете? - Услышал Саша.
- На КП батальона. - Несколько замялся, увидев в петлицах гимнастерки «шпалы», добавил: товарищ полковник. - Саша остановился в десяти, двенадцати шагах и у него вырвалось: - С распоряжением.
Полковник тоже остановился и произнес:
- Я полковник из Генштаба, разрешите ознакомиться с распоряжением?  - И тут у Саши промелькнуло в голове: «Да, какой же я - «рядовой»? Я - боец, красноармеец, но не рядовой!»
- Нет, не могу, не имею права! – залпом выпалил Саша.
- Приказываю! – угрожающе произнес полковник, вынимая руку из внутреннего кармана шинели. Саша заметил блеск металла в его руке, его как пружиной отбросило вправо. Он машинально снял курок с предохранителя. Прогремел выстрел. Саша почувствовал жгучую боль в левом бедре, и сам не целясь, выстрелил в полковника и снова перезарядил винтовку, но полковника уже не было - он скрылся за кустами, оставляя кровавый след на траве. Саша дрожал, сердце усиленно билось, а холодный пот, прошиб все его тело. Не понимая, что произошло, он причитал: «Да, что же это за полковник, который в своих бойцов стреляет?»
  Возвращаясь из штаба батальона, услышав два сухих выстрела, я понял: «Там что-то не ладное произошло, надо спешить!…»- и бегом бросился к месту, откуда донеслись выстрелы.
  Я подбежал, когда Саша пытался встать на ноги, а сам повторял одни и те же слова:
- Что же это за полковник, который в своих бойцов стреляет?
Я ему помог подняться и заметил, что его винтовка стоит на боевом взводе.
- Стой, Саша дай свой винтовку! Ведь она у тебя заряжена. Может произойти «ЧП».
  Саша обрадовался моему появлению и стал рассказывать о встрече с полковником из генштаба.
- Он же первый выстрелил - как в оправдание, продолжал он. - Но если бы я не отскочил он, убил бы меня, а то промахнулся. А мне, что делать? Я и выстрелил….
- Ладно, Саша. Пойдем в штаб полка, там тебе врачи окажут помощь.  
  Рассказав начальнику штаба полка, о том, что случилось, я попросил у него несколько человек из разведвзвода, чтобы разыскать «полковника из Генштаба». Начальник штаба приказал командиру разведвзвода взять бойцов и выловить «полковника».
 Выйдя на место происшествия, мы увидели следы крови, которые тянулись за кусты. Сначала обнаружили шинель с четырьмя шпалами в петлицах.
  «Прав был Авдеев» - подумал я. Потом следы появились в водосточной канаве, поросшей папоротником. Разведчики ринулись по канаве, а мы направились вдоль нее. Вдруг мы услышали голос одного из них:
- Вот он мертвый лежит! Пистолет рядом. Видимо застрелился. Действительно, на дне канавы, скрытой папоротником лежал труп неизвестного полковника с простреленным виском, рядом лежал пистолет «ТТ».
- Обыскать! – скомандовал я.
- Карманы пустые! – ответил тот же разведчик.
- Расстегнуть, если надо то раздеть!
- Вот, гад! Это фриц…. Смотрите: знаки обер-лейтенанта.
- Обер-лейтенант, а рядился в полковники.
- Уберите его, да запомните - таких полковников, нам еще много попадется. Я вспомнил, что при отходе от Маневичей к Малину, мы уже встречали такого полковника, который пытался указать нам ложный путь отхода. Тогда комбат капитан Мороз, не поддался на эту провокацию. Я предлагал, адъютанту штаба батальона, тряхнуть этого генштабиста. Адъютант, побоялся связываться.     
  В начале войны, особенно в приграничной зоне, наши войска оставили много складов. Не успели вывезти запасы продовольствия, горюче-смазочных материалов, в том числе и вещевого имущества. Немцы воспользовались этим. Немецким офицерам очень нравились наши хромовые сапоги. Были случаи, когда немцы, одевали в наше обмундирование целые подразделения. Затем вклинивались в колонны отходящих войск и потом проводили всякого рода провокации, захватывали мосты, переправы, наводили панику.

   За это кроткое время, особенно в первые дни войны, мне приходилось встречать лазутчиков, провокаторов, шпионов. Вся эта нечисть, или ожидала прихода немцев, или продвигалась на восток перед наступающими, пытаясь дестабилизировать обстановку, сеять панику разговорами о величие и непобедимости Вермахта. Сразу появились плакаты, лозунги, в газетах предупреждали: «Будьте бдительны!»      

                                                            XIІ
 

  Шли последние дни июля. В то время, когда на других направлениях немецкие группировки успешно продвигались на восток, частям нашей дивизии в Бородянских лесах Житомирской области удавалось сдерживать их наступление. Наш 283 стрелковый полк занимал оборону по берегу реки Тетерев. Второй батальон занимал оборонительную позицию в районе села Крымок, другие перешли к обороне в районе Песковки и Белой Крыницы.

После ранения я продолжал исполнять обязанности офицера связи, но постоянно ощущал острую боль на спине. В области левой лопатки, продолжал сидеть осколок, который не решились вырезать полковые медики. Это заставило меня обратиться к ним повторно. Мне сказали:

- Пока на нашем участке затишье, мы можем направить Вас в медсанбат подошедшей артиллерийской дивизии РГК. Там, возможно, Вам сделают операцию. Она отсюда находится в восьми - десяти километрах, но Вам придется идти пешком.

- Хорошо! Согласен. Давайте мне направление, я пойду.

Меня там приняли великодушно. Поступления раненых не было, и врачи сразу приступили ко мне. Главный хирург сразу меня спросил:

- Терпеть будете? Буду резать по живому.

- Буду! Режьте.… Не такое терпел…. - имея в виду свои фурункулы.
  Резали. Терпел. Обработали мне, и фурункулы – стало намного легче, и я отправился в обратный путь. Теперь у меня добавилась еще одна рана. Прошло несколько дней ни раны, ни фурункулы никак не заживали. Фурункулы прилипали к нательному белью и в ходе движения обрывались, причиняя мне страшную боль. Командир полка знал, что я по-рахметовски терпелив, но решил сделать мне облегчение. После очередного возвращения из батальона в штаб, он сказал:

- Товарищ лейтенант, вот что… У нас нет инженерного полка. С этого момента я назначаю Вас на эту должность. Ваша задача: в тылу полка, в районе села Мариновка построить запасной оборонительный рубеж. Карту с указанием рубежа получите у начальника штаба полка. На рубеже необходимо отрыть окопы для пулеметных огневых точек. Перед передним краем в лесу устроить завалы, на дорогах надолбы. В тылу построить блиндажи для полкового и батальонных командных пунктов. Рабочая сила - население села. В помощь Вам выделяю старшего сержанта - «саперных дел мастера». После полковник окинул меня своим пытливым взглядом и промолвил:

- В таком оборванном виде Вас отправлять негоже. Начальник вещевой службы ко мне! - Тот, как из-под воды вынырнул, и встал навытяжку перед командиром полка.

- Я помню, каким щеголем он выглядел месяц назад – представлялся, весь с иголочки. Знаю, что этого делать нельзя, но свое обмундирование он изорвал защищая Родину. Война – все спишем - лейтенанта одеть и обуть во все новое, и мне доложить.  Выполняйте!

- Есть! Товарищ полковник.

- Идите!

- Да товарищ лейтенант, – продолжил командир полка - Машина уже стоит, она подбросит Вас до стыка дорог, а там до Мариновки дойдете пешком. Ну! С богом! Вам на все срок десять суток.

Через час я был одет и обут. На мне подогнанная летняя форма и новые хромовые сапоги. Только ремни, планшет и пилотка остались старые.

  Действительно машина уже стояла, а в кузове сидел старший сержант. Я вскочил в кузов, присел рядом с ним, Машина тронулась и поехала по извилистой песчаной дороге дремучего соснового леса. Ехали мы полчаса. Мысли мои были в разброс – дело мне предстояло новое, незнакомое. Только остановка машины вывела меня из размышления. Спешившись, мы пошли до Мариновки по шаткой песчаной дороге. Село оказалось небольшим, дворов двадцать пять – тридцать. Знаменитым оно было тем, что из этого села вышла в цирковые артисты девушка, выступавшая под фамилией Жемчужина. Да! Обучаясь в Житомирском военном училище, я часто встречал на афишах эту фамилию. В этот день, когда мы прибыли, селяне провожали своих мужчин в армию, муж этой Жемчужиной тоже находился в селе. На другой день он испарился. После ухода мужчин с сумками за плечами в селе остались одни бабы, малыши да старики. Рабочих рук осталось мало. Мы нашли старосту села. Это была немолодая, лет сорока пяти солидная женщина. Она нас внимательно выслушала. Мы с ней договорились, что она выставит на работу десять пил, двадцать топоров, а остальное бабы с лопатами.

  Утро. Солнце только оторвалось от кромки леса, а народ уже собрался у дома старосты, и поднял настоящий бунт.

- Не пойдем на работу! – кричали все. Не могу понять, чем они были так взволнованы. Я спросил у старосты:

- Что за шум? Чего они хотят?

- Что? Они говорят, что на работу не пойдут!…

- Дорогие граждане! – обратился я к ним. Все несколько притихли и, разинув рты, смотрели на меня ожидая, что я им скажу - Сейчас время военное. Вы слышите? Вокруг идут бои. Родина в опасности. Вся страна поднялась на защиту. Отказываться дело подсудное.

- Не пойдем!… Не пойдем – вторили бабы - Вы такие молодые, вам только воевать. Наших-то мужиков забрали? А вы здесь с бабами…. Нет – бы, к нам прислали, какого-нибудь старика или раненого.

Услышав, это я, недолго думая, снял снаряжение, положив его на землю, затем, расстегнув гимнастерку, снял ее вместе с нательной рубашкой. Развернулся вокруг своей оси и показав им свою спину с бинтами пропитанными кровью. Наступила гробовая тишина, видимо многим стало стыдно. Я, молча, надел гимнастерку, застегнулся, надел снаряжение, затянулся, заправился, и молча направился к месту работы. Оглянулся – на месте никого не осталось, все гуськом потянулись за мной. На месте строительства все работали споро, и дело пошло.

  Через несколько дней к нам пожаловал командир полка. Он обошел весь участок, указал некоторые тактические погрешности, но в целом проделанной работой остался доволен. Собрав всех работавших, поблагодарил их за труд. Все обрадовались, что большой военноначальник дал высокую оценку их работе. Еще с большим энтузиазмом завизжали пилы, застучали топоры. Женщины стали активнее копать окопы.

 Когда работы подошли к завершению, к нам заскочил связной и сообщил, что бы мы срочно покинули Мариновку, вышли на стык дорог, а там будет проезжать машина, которая нас заберет.

  Мы вышли к перекрестку, машины еще не было и не было слышно, что бы она ехала. Тут старший сержант стал спешно шарить по своим карманам и охать. Я его спросил: - В чем дело?

- Товарищ лейтенант, я свою красноармейскую книжку на хате забыл. Я мигом… - и не дожидаясь моего разрешения, скрылся за поворотом. Через некоторое время подошла машина. Я попросил старшего машины подождать старшего сержанта «саперных дел мастера». Прошел час, два, а его все не было. 

- Товарищ лейтенант, время не ждет - обратился ко мне старший машины - Нам надо нагонять тылы нашего полка, и необходимо успеть до темноты.

- Что делать? Видимо он уже не придет! Поехали.

  Нам пришлось ехать по песчаной дороге, местами машина буксовала, и нам приходилось сходить и выталкивать ее. Так что к вечеру, мы полк не догнали. Благо машина была загружена продовольствием, и старшой, нас подкармливал по норме.
 Когда мы ехали, меня все время тревожила мысль: «Неужели «саперных дел мастер» дезертировал. Неужели, молодуха с годовалым ребенком сразу же после призыва мужа, приголубила его до такой степени, что он забыл о своем долге перед Родиной. Похоже на то! Обидно, что ушел у меня из под носа». - Это до глубины души тревожило меня.

На следующий день мы догнали пешую колонну, остановившуюся на привал.

- Ой, Николай! Живой? – обрадовано вскрикнул комбат нашего батальона, капитан Мороз Иван Семенович - А у меня нет одного ротного, именно на твоей роте - принимай, свою шестую!

  Так я снова оказался командиром стрелковой роты, притом той же роты, с которой я начал воевать. Это случилось 24 августа сорок первого года. Утром 25 августа мы преодолели Днепр, а 26-го уже вступили в бой на Днепре.