15
Шестого мая отошел первый эшелон. Наш был вторым или третьим. Эшелоны, один за другим катили на восток почти без остановки.
Мелькали телеграфные столбы, станции и полустанки. Нам на встречу, с шумом проносились эшелоны с войсками и тяжелой военной техникой укрытой брезентовыми чехлами, у которой на платформах стояли часовые. Казалось, что мобилизована вся страна, и вся эта военная машина мчится нам навстречу, на запад. Так вот почему на нашем плацу тихо появлялось все руководство Киевского военного округа.
Наш эшелон остановился только в Днепропетровске, и не у главного вокзала, а где-то на запасных путях пригородного для замены паровоза. Мне все же удалось купить французскую булочку, колечко колбасы и гречневой каши. И снова замелькали телеграфные столбы, станции и полустанки. Эшелон летел без остановки, везде ему давали зеленый свет. Многим было все равно, куда их везут – пользуясь ситуацией, курсанты отсыпались под стук колес. Поздно вечером, на вторые сутки поезд остановился. Раздалась команда: - «Выгружайся!». Помощник командира взвода, сержант Некрасов подал команду:
- Взвод, разобрать оружие, за мной, в колону по одному, бегом – марш!
Через несколько минут вагоны опустели, и паровоз, после длинного гудка, зашмыгав, укатил пустые вагоны.
К строю взвода, стоящему на платформе, подошел комвзвода младший лейтенант Гнибеда и скомандовал:
- Курсант Куцаев! Выйти из строя. Вы остаетесь на перроне для охраны для охраны ротного имущества.
- Есть.
Взвод растворился в темноте, а передо мной стояло приземистое кирпичное здание вокзала с вывеской «Персиановка» Сев. Кав. ЖД.
Такую станцию я не знал, но судя по названию, понял, что я где-то на Кавказе. Если это так, значит, я нахожусь недалеко от дома. Через два часа меня сменили и отвели в лагерь. В полуразрушенных гнездах, стояли палатки. Курсанты спали закутавшись в шинели, и прижавшись друг к другу.
Дневальные бодрствовали, прогуливаясь вдоль палаток.
Утром нас перевели из «Южных» в «Северные казачьи лагеря». Рядом проходило железнодорожное полотно Новочеркасск - Шахты, а с другой стороны лагеря протекала небольшая речушка Грушевка. На том берегу была расположена станица Красюковская.
- Ну и повезло же курсанту Красюкову – смеясь, подумал я.
На благоустройство палаток дали одни сутки. На вторые – училище взводными колонами вышло на стрельбище, находившееся в полукилометре от лагеря, сразу же за железной дорогой, по которой с интервалом в три минуты шли и шли воинские эшелоны. Да, во всем чувствовалось приближение войны. Это произошло 10 мая 1941 года.
16
На донской земли климат оказался более резким, чем в Житомире. Ночью было прохладно, а днем, когда солнце поднималось к зениту, стояла жара. На полигоне голая степь – ни одного деревца. Многие, изнывали от жары. Курсанты просили разрешения расстегнуть воротнички. Особенно тяжело переносили жару ребята, уроженцы северных областей страны. Пот пропитывал гимнастерку насквозь, на обмундировании образовывались белые соляные пятна. Нам южанам, этот климат был привычным. Я все свое детство и школьные каникулы проводил в степи на полевых работах, и теперь почти не потел. Ребята удивлялись, а я отвечал:
- Мне привычно. Еще и не при такой жаре приходилось работать в поле.
Занятия шли в напряженном ритме. Упор делался на методическую подготовку. С первого до последнего часа, мы поочередно проводили занятия со взводом. Потом командир взвода подводил итоги, указывая положительные стороны и недостатки, выставлял оценку за методику проведения занятий. Все старались, как можно лучше подготовиться, что через месяц не краснеть перед бойцами, но получалось не у всех.
Однажды вечером, перед вечерней проверкой, комвзвода подошел к нашим палаткам. Курсанты окружили его, и беседовали про жизнь и быт командирского состава. Неожиданно он сменил тему:
- А знаете, кто из вас лучше всех подготовлен к обучению воинов?
Все стали смотреть друг на друга, стараясь угадать, но каждый затаенно надеялся услышать свое имя. Рядом с ним стояли сержанты и самые рослые курсанты, а всякая «мелюзга», подобная мне, стояла поодаль, прислушиваясь к разговору.
Неожиданно для всех он назвал мою фамилию.
- Почему? – удивились многие.
- Он умеет держать дисциплину на занятиях, не давя вам отвлекаться. Делает это не окриком, а заставая врасплох отвлекающегося, вопросом. Умеет показать и подсказать обучаемому. Да и на стажировке, он получил высшую оценку от командования за проведенные занятия, которое подчеркнуло: - Он уже готовый командир, ему можно вручать взвод.
Все стали оглядываться, разыскивая меня в толпе. Я не ожидал, меня такая похвала несколько смутила.
При первом удобном случае, когда мне стал известен наш адрес, я написал домой весточку с указанием своего местоположения.
Получив мое письмо, отец сказал:
- Мать, а мать, сын находится близько. Можно поихать, та и побачить его.
- А хибаш я против, шоб побачить своего сына, а як же це мы его найдемо?
- Я на тий станции в молодости часто бувал. Знаю де она находится. Она не далоко вид Ростова. Поихалы тай побачим.
Май шел к концу, мы уже сдали предварительные экзамены. Готовились к выпускным государственным экзаменам, продолжая совершенствовать методику обучения воинов. Усиленно изучали немецкую армию, как армию самого вероятного противника на западе. Делали это с большим интересом.
Обучались ведению стрельбы из станковых пулеметов «Максим» с закрытых и полузакрытых позиций. Даже организовали соревнования между пулеметными ротами училища, выделив от каждой по одному взводу. От нашей первой роты, был назначен наш четвертый взвод. Командир взвода выбрал меня командовать ротой из четырех пулеметов. Я этого не ожидал.
Условия соревнования были сложными: на площади 100 на 50 метров располагалось 50 ростовых мишеней. 250 патронов на каждый пулемет, время на подготовку – менее 15 минут. К своей радости – я уложился с подготовкой данных в отведенное время. Я свел веер огня на цель, и дал команду на открытие огня длинными очередями. Рикошеты пуль точно легли по площади цели. Результат меня разочаровал – были поражены только две мишени. Такая стрельба из пулеметов была произведена впервые, за все время обучения. За стрельбой наблюдали курсанты всего училища. Хотя, мои результаты были ниже возможного – мой результат был признан лучшим среди всех взводов. Мы победили – многие поспешили меня поздравить, считая, что я справился с задачей. Первым меня поздравил командир нашего взвода лейтенант Гнибеда, а накануне, мы его поздравили с присвоением очередного звания – «лейтенант». Скинувшись из нашего курсантского довольствия, мы купили ему карманные часы.
Взвод у нас был дружным и отличался по учебе и дисциплине в лучшую сторону. Наша рота занимала первое место в училище по всем предметам боевой подготовки среди шестнадцати рот. Первое место по истории ВКП(б) продолжала удерживать рота из четвертого батальона, сформированная из студентов высших учебных заведений. Мы же так и остались с незаконченным средним образованием, из за отмены общеобразовательных предметов при попытке сделать нам ускоренный выпуск.
Наша учеба подходила к концу, мы ожидали начала государственных экзаменов.
17
Был субботний день, я находился в наряде по лагерному сбору. Стояла хорошая погода: по небу проплывали отдельные кучевые облака, дул слабый ветерок. Я заступил на пост у грибка на переднюю линейку, как вдруг по цепи пронеслась команда: - «Курсанта Куцаева, на левый фланг – родители приехали».
- Команда принята! – покатилось обратно. Такое редко случалось в курсантской жизни, и по этому придавалось очень важное значение.
Вслед за командой, с левого фланга прибежал дневальный свободной смены и крикнул:
- Вызови курсанта Куцаева, там его ждут родители!
- Я и есть – Куцаев!
- Так чего же ты стоишь?
- Жду смены, - я крикнул: - Дежурный на линейку!
- Что? Начальство?
- Нет! Ко мне родители приехали.
- Я сам постою. Беги, встречай и размещай их, а я тебя заменю в наряде.
Все курсанты радовались вместе со мной.
Я побежал, и увидел, как мне на встречу, по заброшенной профилированной дороге идущей параллельно передней линейке, переваливаясь с ноги, двигались два комочка. Отец шел впереди, опираясь на палочку, а мама с узелком в руке шла следом. Они вышли на середину нашего лагеря, сели опустив ноги в кювет, стали смотреть по сторонам:
- Видкиля це може появиться наш сын?
- О! Батьку, дывись? Он уже почти рядом бижит…
- Тай правда, наш сын – они как по команде поднялись.
- Та ясвоего сына хоть де узнаю!
У всех от радости по щекам покатились слезы. Я обнял и поцеловал маму, затем отца. Они на мне смотрели и глазам не верили, что перед ними стоит их сын.
- А ты, сынку подрис, подтянутым став, тай одежда на тоби лежит ладно, - любовалась мама.
- Окреп, окреп наш сын. Выглядит исправно – возмужал, - вторил маме отец.
- Да. Мамочка, я вырос на семь сантиметров – был мой рост метр пятьдесят девять, а стал метр шестьдесят шесть.
- Сидай, сыночек, мы тебя угостим нашим домашним, - сказала мама, копаясь в узелке.
- Мамочка, спасибо, но не надо, да и здесь не положено! Я сейчас в наряде. Побегу, попрошусь подмениться, да отпрошусь побыть с вами вечерок, да завтрашний выходной.
- О це гарно, шо мы тобе побачили. Тогда мы с матерью пойдем в домик, до путейца. Мы уже договорились, чтоб у него переночевать. Ото мы там и будем тебя ждать.
К моему счастью, командир взвода оказался в расположении роты, и он мне разрешил сегодня пробыть с родителями до отбоя. За разговорами вечер прошел быстро. Они мне рассказывали все наши станичные новости. Я сообщил родителям, что нам предстоит сдать экзамены, потом выпуск, а потом, возможно, дадут и отпуск. Родители обрадовались, и на следующий день первого июня они уехали.
Тогда, никто из нас и не предполагал, что наша встреча отложится на долгие годы.
18
Занятия продолжали идти своим чередом, а вот государственные экзамены, подвисли в воздухе. Не прошло и недели, как по лагерю прокатился тревожный слух:
- Начальника училища со списками курсантов срочно вызвали в Москву. Видимо, будут присваивать звания.
- Этого не может быть! Ведь мы еще не сдали «госы», - так считали, те кто не верил слухам.
- Не хочешь – не верь! А я точно знаю, я сам готовил списки. Нам зачли оценки предварительных экзаменов, - утверждал Петя Сытник, писарь нашей роты.
- Не веришь? Я сегодня на вещевом складе, своими глазами видел – там уже приготовили обмундирование, каждому из нас, - подтвердил курсант, помогавший старшине сдавать подменное обмундирование.
Действительно, на следующий день, слухи подтвердились. Нас стали повзводно приглашать на вещевой склад, подбирать хромовые сапоги, которые укладывались в уже полные матрацные наволочки с этикеткой каждого курсанта.
8-го июня занятия были отменены. С утра, после завтрака, нас поротно повели в баню, а затем на склад и стали переодевать во все командирское.
Обмундирования, было заготовлено, по пол матрацной наволочки на каждого. Нашему батальону, зимнее обмундирование было пошито еще в Киевском училище, шинели пошили уже во время учебы в Житомире.
- А какие же звания нам будут присвоены: «лейтенант» или «младший лейтенант», - оставались сомнения.., но на рукавах были нашиты шевроны «лейтенантов».
9-го июня поступил приказ за подписью начальника отдела кадров – завтра, 10-го июня 1941 года в 10.00 построить всех курсантов училища, в том числе первый курс (отдельно). Форма одежды повседневная, без знаков различия. Состоится выпуск.
Выпуск
19
Утро 10 июля, Персиановка – «Северные казачьи лагери». Чуть свет все подразделение уже на ногах. Одни бегут к реке умываться, другие делают физическую зарядку, третьи не спеша бреются - рассматривая себя в карманном зеркальце. Всем хочется рассмотреть себя и покрасоваться в новой с иголочки командирской форме, по этому, некоторые уже оделись, и важно расхаживая по гаревой дорожке, поскрипывая портупеей и новыми хромовыми сапогами, искоса поглядывают – обращает ли кто на него внимание. Еще бы не полюбоваться!? Ведь, после курсантской повседневки, нас так великолепно приодели.
Небо было чистое, залитое синевой – день предвещал быть жарким. Впервые, мы пожаловали в столовую без строя.
И вот, уже весь личный состав училища, построен на плацу в линию ротных колон. Доклад. Вступительное слово начальника училища полковника Есина. Далее, начальник отдела кадров, начал зачитывать приказ о присвоении воинских званий – называя фамилию каждого курсанта с добавлением присвоенного звания «лейтенант».
В строю стояла мертвая тишина. Каждый боялся пропустить свою фамилию, трепетно ждал с большим напряжением, переживал, а услышал фамилию с приставкой - «лейтенант», облегченно вздыхал, вытирая с лица пот надушенным носовом платком. Приказ зачитывали несколько часов, так как из училища выпускалось около тысячи двухсот лейтенантов. В целом все прошло благополучно, только наряду – повинному в сгоревшем завтраке на 1 мая в Житомире, были присвоены звания сержантов с дальнейшим продолжением службы в училище.
У палаток, в другой части лагеря, толпились юноши, поступающие в училище и с восхищением наблюдающие за нашим выпуском. Наверное, мечтая о своих лейтенантских кубарях. Однако, как мне стало потом известно, они своего выпуска так и не дождались. На их доля выпала тяжелая судьба – в сорок втором году им пришлось, в составе училища вступить в бой на подступах к Сталинграду. Там же, не найдя своего места в бою, погибли наши командир роты старший лейтенант Норин и командир взвода лейтенант Гнибеда. Это я узнал, уже после своего ранения под Сталинградом, от своего однокашника лейтенанта Шестакова.
После объявления приказа, мы молодые лейтенанты, прошли торжественным маршем с равнением на знамя.
Нам было разрешено выезжать в близлежащие города за покупками, и был выдан первый офицерский оклад командира взвода – аж 600 рублей!
20
Однако, на эти деньги у меня уже были определенные обязательства:
Шел 1938 год. Май. Я заканчивал 8-й класс. Сады оделись в густой изумрудно-зеленый наряд. Деревья давно уже отцвели и на ветвях завязались фрукты. Большинство жителей станицы на весь день покинули хаты и обосновались в тени раскидистых ветвей сада. Трапеза утром, в обед и вечером проводилась на свежем, чистом, душистом воздухе. Здесь же рядом слепив печки, поставили столы, стулья. Вся семья в разное время делала свои дела, а в часы приема пищи, как по мановению волшебной палочки, слеталась к столу.
Как-то раз за обедом зашел разговор о деньгах. Хотя в те далекие времена о деньгах говорили мало – их просто на руках не было, а если и были, то копейки.
Разговор о деньгах завел мой отец. Сейчас я не помню, что для этого разговора было поводом. Время стерло из моей памяти, но хорошо помню, – он сказал:
О це, сынку, я бачу, шо у тебе, сукин ты сын, грошей николы не будэ! Ты умиишь их тратить, но не умеешь копыть.
Он еще обидное что-то сказал. Я не выдержал и, необдуманно, ляпнул:
Папаша, а це не умно! – и тут раздался оглушительный хлопок, я очутился на земле. Помню, что из глаз посыпались искры и деревья на фоне голубого неба побежали по кругу.
О це, будышь знать, як батьковы таки слова казать? – заявил сердито отец.
Я поднялся, как ни в чем не бывало, сел за стол и стал, подшмаркивая сопли, уплетывать борщ. Мама настороженно смотрела то на меня, то на отца, а у самой в голове вертится: - «Что же дальше будет?». Я, закончил есть первое и приступая ко второму, сказал:
- Вот, папаша, запомните мои слова: как только стану я работать и получу свою первую получку, то всю до копейки пришлю вам, и докажу, что у меня есть гроши. И еще запомните: Вы ушли из дому в шестнадцать лет, а меня уж простите, я уйду в семнадцать!
- И куда це ты динишься?
- Найду. Вы запретили мне поступить в художественное училище – «денег нэма меня учить». Я сам найду такое училище, где будут меня учить бесплатно.
- Таких нэма…
- Есть! Найду, - а сам в душе молил Бога, чтобы меня приняли в военное училище.
Не знаю, запомнил ли отец эти слова, иль нет. Прошли годы, закончил девятый класс, поступил в военное училище и его закончил. И вот, я получил первый оклад командира взвода – 600 рублей. Настало время выполнить свое обещание и доказать отцу, что я способен «зроблять» те самые «гроши». Я поехал в город Шахты и всю получку отправил переводом родителям. Далее стоял иконный вопрос - «Что теперь делать?» Немного успокаивало то, что со мной в одну дивизию получил распределение Леня Китнис, и в крайнем случае можно было бы занять у него рублей 100, до следующей получки. Ведь ехать от Ростова-на-Дону до Владимира-Волынского немалое расстояние надо покушать, и другие дорожные расходы. Да, сто рублей мне вполне хватит, но даст ли он мне? Поверит ли моей честности. Ладно - будь, что будет. Гордый своим поступком и взволнованный тем, что остался с пустыми карманами я возвращался в Казачьи лагеря.
Не успел я дойти до своей палатки, как мой закадычный дружок, Гриша Передистый кричит:
-Коля, где ты бродишь? Я весь лагерь обыскал.
-Что случилось?
-Да беги же к казначею, получать подъемные, а то касса скоро закроется. А там тебя ждет еще 600 рублей.
Я метнулся, сколько было силы, подскочил к кассе, назвал свою фамилию. Кассир, что то, недовольно пробурчал, но ведомость мне дал. Я расписался и не веря удаче, получил свои подъемные. Иду и не верю… - «Не может быть! Успел… Получил!». Легко вздохнул. Все мои переживания остались позади. – Фух! Слава тебе Господи, - выручил. Это было 10-го июля 1941 года.
Перевод пришел еще до начала войны. Письмоносец зашел прямо к отцу на работу и говорит:
- Никонорович! А, Никонорович, вам гроши, гроши вам пришли.
Отец, не отрываясь от своего хомута, который он чинил (он шорником работал в колхозе), сказал:
- Что ты там мелешь? Откуда они могут взяться?
- Да не просто гроши, а большие гроши! Сын прислал! Ай да сын у тебя!..
Он бросил свой хомут на землю и почти бегом понесся, минуя дом, прямо на почту.
Мама, ожидая отца на обед, вышла к воротам, опираясь на них, стала выглядывать, а сама думала: «Чо цэ вин задержався?». А, увидев отца, выскочившего из-за угла, про себя прошептала: «Шо случилось? Почему вин бижить с другой стороны?».
Мать, а мать, сын гроши прислав, - размахивая зажатыми в руке червонцами.
- И богато прислав? – спокойно спросила мама, готовя обед на стол.
- Богато – целых шестьсот рублей. Бачишь, а ты не хотела, чтобы он поступал на службу военную.
- А если бы я знала, що вин таки гроши буде получать.
Не знаю, вспомнил ли тогда отец о том случае или нет, но я свое слово сдержал!
После войны в 1945 году, когда я приехал на побывку, мама со слезами на глазах мне рассказывала, как им было приятно получить эти деньги.
21
На следующий день, 11 июня, мы с Ваней Алешиным решили поехать в Новочеркасск на пригородном поезде. Поездка была удачной – все запланированное мы быстро купили, а главное прибрели приличные чемоданы. До вечернего поезда еще оставалось много времени, и я предложил зайти к моему однокласснику Алеше Черненко, который учился в Технологическом институте. Мы быстро нашли общежитие этого института. Алеша был первокурсником строительного факультета. В комнате его не оказалось, а однокурсники сидели над чертежами. Ребята были удивлены, увидев военных, пришедших к Алексею:
- Алексей ушел за пирожками, а вы кто ему будете?
- Я его школьный товарищ – одноклассник.
- Он - наша ходячая энциклопедия, он уже все сдал, теперь нам помогает.
Тут в дверях появился Алеша, с пирожками в обеих руках. Он бросил пирожки, на постеленную посреди стола газету. На ходу быстро обтер руки полотенцем и бросился обнимать меня:
- Ой! Коля, ты уже лейтенант? Поздравляю! Целых два года не виделись. Как я ждал твоих писем. Читал их, хохотал до упаду. Мне понравилось, как ты описал землетрясение. А наш Трофим тоже учится в военном училище.
Я представил друзей и предложил пройтись по улицам города. Мы вышли на улицу, я увидел столовую, зная, что Алексей голоден, пригласил всех перекусить. Мы заказали обед и к обеду по пятидесяти граммовой стопочке. Алексей засмеялся:
-А я, пожалуй, ради встречи махну все сто! Курсовую я уже сдал, а друзья пусть сами пыхтят.
После обеда, до поезда оставалось еще пять часов.
- Пойдемте, прогуляемся по Красноармейской - там вечерами собирается вся наша студенческая молодежь. – Пригласил Алеша.
Мы не спеша шли по бульвару и беседовали о сложившейся в стране обстановке, как вдруг кто-то подскочил сзади и закрыл мне глаза обеими руками. Алексей рассмеялся:
- Коля, угадай! Никогда не узнаешь… За спиной раздался задорный девичий хохот и я ощутил теплый нежный поцелую в шею. Я оглянулся и от радости ахнул: - Розочка!
Это была наша одноклассница – Роза, лихая кубанская наездница, неоднократно участвовавшая в конноспортивных скачках на всесоюзных казачьих слетах, проводимых маршалом Буденным Сергеем Михайловичем. После окончания средней школы она поступила в Мелиоративный институт и училась на первом курсе.
- Ой, Коля! Мы тут на ефрейторов зырим, а ты уже целый лейтенант! – с подчеркнутой иронией, продолжая смеяться, произнесла она. Её смех и какой-то пронизывающий взгляд заставили Ваню покраснеть. Ваня был симпатичным и скромным парнем, и при виде моей жизнерадостной одноклассницы его лицо налилось кровью. Заметив это, Роза подхватила меня под одну руку, Ваню под другую, гордо повела нас по бульвару, что-то безостановочно рассказывая. Выслушав, интересующие меня новости, я отделился от этой пары и продолжал идти сзади, беседуя с Алексеем. К пяти часам, мы взяли чемоданы, но пока спускались по очень крутому спуску к вокзалу, поезд показал нам хвост. На ступеньках вокзала мы коротали до пяти утра. Когда, наступила вечерняя прохлада, Роза каким-то образом оказалась под рукой у Вани, и прильнув головой к его груди потихоньку перешептывалась с ним. Роза дала ему свой адрес и попросила писать весточки, а на прощание, как старая знакомая, даже украдкой поцеловала его. Ваня в ответ только краснел и молчал, а потом, уже в вагоне сказал мне: - Я не знаю, зачем мне ей писать? Ведь у меня уже есть девушка, которую я люблю.
Утром 12-го мы приехали в лагерь к подъему. Весь лагерь еще спал, но некоторые, уже прохаживались по дорожкам среди палаток. |
