1.

Утро 10 июня, Персиановка – «Северные казачьи лагери». Чуть свет все подразделение уже на ногах. Одни бегут к реке умываться, другие делают физическую зарядку, третьи не спеша бреются - рассматривая себя в карманном зеркальце. Всем хотелось рассмотреть себя и покрасоваться в новой с иголочки командирской форме. Некоторые уже оделись, и важно  расхаживали  по гаревой дорожке, поскрипывая портупеей и новыми хромовыми сапогами, искоса поглядывая – обращает ли кто на него внимание. Еще бы не полюбоваться!? Ведь, после курсантской повседневки, нас так великолепно приодели.
   Небо было чистое, залитое синевой – день предвещал быть жарким. Впервые, мы пожаловали в столовую без строя.
    И вот, уже весь личный состав училища, построен на плацу в линию ротных колон. Доклад. Вступительное  слово начальника училища полковника Есина. Далее, начальник отдела кадров, начал зачитывать приказ о присвоении воинских званий – называя фамилию каждого курсанта с добавлением присвоенного звания «лейтенант».
   В строю стояла мертвая тишина. Каждый, боялся пропустить свою фамилию и трепетно с напряжением ждал. Услышав фамилию с приставкой - «лейтенант», облегченно вздыхал, вытирая с лица пот надушенным носовом платком. Приказ зачитывали несколько часов, так как из училища выпускалось около тысячи двухсот лейтенантов.
 В целом все прошло благополучно, только наряду – повинному в сгоревшем завтраке 1-го мая в Житомире, были присвоены звания сержантов с дальнейшим продолжением службы в училище.
   В другой части лагеря, у палаток толпились юноши поступающие в училище, и с восхищением наблюдали за нашим выпуском. Смотрели на нас и мечтали о своих лейтенантских кубарях. Как мне стало потом известно, своего выпуска они так и не дождались. На их долю выпало тяжелое испытание  – в сорок втором году, в составе училища им пришлось, вступить в бой на подступах к Сталинграду. Там же, не найдя своего места в бою, погибли наши командир роты  старший лейтенант Норин и командир взвода лейтенант Гнибеда. Это я узнал, уже после своего ранения под Сталинградом, от своего однокашника лейтенанта Шестакова.
   После объявления приказа, мы молодые лейтенанты, прошли торжественным маршем с равнением на знамя.
   Нам было разрешено выезжать в близлежащие города за покупками, и был выдан первый офицерский оклад, командира взвода – аж 600 рублей! Мы все разъехались, кто в Новочеркасск, а кто в Шахты за покупками.
 Вечером я вернулся в Казачьи лагеря.

  Не успел я дойти до своей палатки, как мой закадычный дружок, Гриша Передистый, встретил меня криком:

-Коля, где ты бродишь? Я весь лагерь обыскал.

-Что случилось?

-Да беги же к казначею, да получи подъемные, а то касса скоро закроется. А там тебя ждет еще 600 рублей.

   Я метнулся, сколько было силы, подскочил к кассе, назвал свою фамилию. Кассир, что то, недовольно пробурчал, но ведомость мне дал. Я расписался, и получил свои подъемные.
                                                         2

  12 июня 1941 года, нас последний раз собрали всех вместе в Казачьих Лагерях в составе батальона. C нами выпускниками первого батальона, беседовал заместитель комбата - давая наставления молодым лейтенантам. Мы его внимательно слушали, так как он отвечал на самые житейские вопросы, давая простые откровенные советы. Когда вопросы закончились, он сказал:
 - Товарищи лейтенанты, слушайте и запоминайте: - Сегодня в отделе кадров, каждый из вас получит конверт с личным делом. В этом конверте вложена выписка из приказа, о вашем назначении в часть с указанием должности. Одновременно вы получите проездные документы. Завтра вы все выезжаете в Ростов-на-Дону. 14 июня поездом из Ростова в Новороссийск. 15 июня из Новороссийска отправляетесь пароходом в Одессу. Из Одессы разъезжаетесь по своим частям.
 Теперь слушайте, кто в какую часть, и на какую должность назначен. Когда очередь дошла до меня: - Лейтенант Куцаев. Вы назначаетесь командиром пулеметного взвода в 283 стрелковый полк 87 стрелковой дивизии, которая дислоцируется в городе Владимире-Волынском. Это наша подшефная дивизия. Вам лучше ехать поездом из Одессы до Киева. От Киева до города Ковель. Дальше возможно, придется добираться до места назначения на местном поезде. В штабе Вам подскажут, как лучше добраться до части.
  В заключении заместитель комбата сказал:  - Конечно, после окончания училища вам положен отпуск, но поскольку намечаются масштабные учения, то вам необходимо торопиться, что бы на них не опоздать. В добрый путь.

                                                              3
   Рано утром 14 июня, первым пригородным поездом  Шахты - Ростов, мы прибыли в Ростов-на-Дону и не выходя с вокзала взяли билеты до Новороссийска. Еще в киевском училище я подружился с Гришей Передистым (уроженцем таманской станицы Старотиторовской), тогда  мы оформляли Ленинскую комнату. Я хорошо рисовал, а у Григория был красивый почерк, и он старался научить меня красиво писать. Теперь мы договорились вместе ехать к месту службы. До отхода поезда у нас было много времени. Гриша предложил зайти к его другу детства, который проживал в Ростове на Нахаловке. Друг, чтобы не отличаться от нас, оделся в военный костюм, только без знаков различия. Мы вышли на проспект Энгельса и в комиссионном магазине приобрели себе часы: я карманные, а Григорий наручные. Затем зашли в парк им. Горького, где сфотографировались на память. Гришин друг записал адреса наших родителей, а получив фотографии, отправил их им. Благодаря чему, эта фотография сохранилась и по сей день.

Выпускники военного училища 1941 года Николай Куцаев и Григорий Передистый с товаришем.

14 июня 1941 р. парк им.Горького, Ростов-на-Дону

Вход в парк был платным, но для военных – бесплатно. Сидя на лавочке в парке, мы стали свидетелями, как пожилой цыган ходил между кустами, заглядывал под них и насвистывал соловьем. За ним ходила толпа зевак и тоже заглядывала под кусты. Когда цыган закончил свой «концерт», «зрители» хватались за свои пустые карманы, порезанные сумочки и ридикюли. Цыган делал жест «а я здесь причем, у меня ничего вашего нет, и я вас не звал» - так работали ростовские карманники. Гришин друг пояснил, что это старый фокус, но работает безотказно и ежедневно. В такой толпе, трудно отличить жертву от щипача, тем более, когда те уже испарились. Рассказывал и другие занятные истории.  Запомнилось: Однажды, на Центральном Рынке, ветер погнал низкие свинцовые тучи, относительно высокой колокольни. Сложилось впечатление, что тучи стоят, а движется колокольня. Шпана стала бегать и кричать: «Колокольня падает! Спасайся, кто может!» Народ поддался панике, все кинулись бежать с рынка, бросая свое имущество, и давя друг друга. Побросав свои вещи, ища спасения, люди забивались по дворам домов по Московской улице. Жулье воспользовалось ситуацией – по полной. Сработали по схеме: «Хватай мешки – Вокзал отходит!»
  Резюмируя сказанное, друг гордо предупредил: Берегите свои карманы – это «Ростов-Папа»!
  Все, прощай Ростов! Наше свободное время вышло, друг проводил нас до вагона. Поезд был до предела забит нашим «братом». Мы добрались до своих верхних полок, улеглись и проснулись, когда поезд проходил между гор «Волчьи ворота».

                                                               4
   Утро 15 июня. Слева появились дымящие цементной пылью заводы, а справа по склонам растянулись виноградники. Сначала появились рабочие бараки, затем на пригорке показался невзрачный приземистый вокзал города Новороссийска. В порт мы потянулись пешком, длинной вереницей, с чемоданами в руках. Мы шли по извилистой, местами очень узкой улице, но заблудиться было невозможно. В порту уже скопилось большое количество лейтенантов  – выпускников из разных военных училищ Северного Кавказа. Теплоход «Абхазия» уже стоял у пристани, но брать нас на него отказывались. Вскоре поступило распоряжение забрать всех. Желающим предложили приобрести билеты в каюты «люкс», с доплатой. Остальных, большую часть, разместили на палубах в сидячих местах. Я остался сидеть на чемоданах, а Григорий побежал за «люксовыми» билетами. Всего на пароходе разместилось около двух тысяч лейтенантов. В полдень теплоход отчалил и стал удаляться от берега, пока тот не скрылся совсем. Погода стояла тихая. На палубе играла музыка, над нами летали чайки, позже в море появились дельфины. Большинство из нас море видели впервые, и стоя у борта любовались его красотой. Рестораны были полны народа. Постоянно хлопали пробки от шампанского, многие ходили навеселе, напившись водки. Мы с Гришей пообедали в ресторане, но от выпивки воздержались. «Люкс» подчистил нас, зато двое суток мы ехали в комфортных условиях. 16 июня наш теплоход сделал четырех часовую остановку в Феодосии, мы прогулялись по набережной, купили килограмм конской колбасы и несколько французских булочек.

                                                               5
 Утром 17 июля теплоход причалил в Одессе. Здесь наша братия рассыпалась по всей Украине и Молдавии, здесь мы расстались с Гришей. Дальше я ехал с Леней Китнисом, так как мы с ним получили распределение в одну 87 стрелковую дивизию, но в разные полки. Одесса мне очень понравилась. Магазины были полны продовольственными и промышленными товарами. Мы с Леней отоварились всем необходимым для холостяков: майками, носками, трусами, туалетными принадлежностями. С билетами на Киев проблем не было и вечером мы сели в поезд.

                                                              6
   В дорогой для нас Киев, поезд прибывал утром 19 июня. Подъезжая к вокзалу, мы с волнением смотрели на здание нашего училища. Здесь, в 39-ом, началась наша учеба в Киевском пехотном училище имени «Рабочих красного Замоскворечья».
   Мы сдали вещи в камеру хранения и стали штурмовать кассу. Поезд Киев - Ковель ходил один раз в сутки и отправлялся в районе шестнадцати часов. Билетов ни на 19, 20 и 21 уже не было. Утром 22 июня, нам в кассе объявили, что о наличие мест станет известно только по приходу поезда, то есть за час до отправления. Тогда мы, бывшие курсанты Киевского училища, решили навестить знакомых девушек – студенток строительного института. Утром, на первых трамваях мы отправились в Святошино, где за зоопарком слева находилось институтское общежитие. Приехали и застали девушек врасплох: - Ой! Ребята, мы с удовольствием с вами бы погуляли, но сегодня не можем – у нас завтра очень важный экзамен. Простите нас, хлопцы!
 Получив «от ворот поворот» и уже собравшись в обратный путь, как раздался оглушительный вой сирены:  - «Воздушная тревога». Ей вторил голос репродуктора, где-то на заводе «Большевик». Трамвай моментально опустел. Солнце только брызнуло своими лучами, а по лощине, где теплился ручеек Лебедь, ветерок протягивал жиденький туман. А над головами, высоко в небе, слышался ранее незнакомый звук – рев самолетов. Посмотрев вверх, на фоне голубого неба, мы увидели несколько пятерок тяжелых самолетов, летевших крестом, и с черными крестами на крыльях.
- Что это? Неужели, уже начались широкомасштабные учения? Таких опознавательных знаков мы ранее не видели. Вдруг от фюзеляжей отделились какие-то черные пятна и смазались в воздухе. Где-то совсем рядом затявкали зенитки. Белые шапки разрывов повисли в воздухе, явно не долетая до цели. А там, на Соломенском аэродроме, послышались взрывы, и образовалось огромное облако бело-желтого дыма. Стало совсем непонятно. Накатило непонятное чувство тревоги; мы и предположить не могли, что началась война.
- Ребята, ай-да в трамвай и на Крещатик, там разберемся, что происходит?
По пути нашего следования, еще несколько раз ревели сигналы воздушной тревоги. Трамваи, то останавливались, то опять продолжали движение. Только к полудню мы добрались на Крещатик, но там тоже никто ничего не знал. Во время очередной воздушной тревоги к нам подошел милиционер и попросил:
- Товарищи военные, я вас прощу подчиниться общим правилам – спуститься в бомбоубежище.
Убежище было битком набито людьми, было темно и душно. Очень тихо работало радио, но когда обратился диктор:
- Граждане, граждане, внимание, сейчас будет выступать товарищ Молотов, - в убежище все замолкли, и наступила гробовая тишина. В обращении мы услышали: «Сегодня фашистская Германия, без объявления войны, внезапно напала…   бомбили Одессу, Киев…»
Все стало понятно – Война! А мы своими глазами видели взрывы бомб на Соломенском аэродроме.

                                                      Война.
                                                           1
   Так для меня началась война.
- Хлопцы, война! Бегом на вокзал!
  Мы бежали на вокзал, уже не обращая внимания ни на вой воздушной тревоги, ни на милиционеров – направляющих граждан в бомбоубежища. Сразу кинулись за вещами в камеру хранения, затем в кассы – билетов нет! Но, это уже не имело никакого значения. Мы выбежали на перрон… и вот, наконец-то, показался поезд, идущий со стороны Сарны. Тихо сопя, он медленно подползал к перрону. На встречу, с носилками в белых халатах, уже бежали дежурные медицинские работники. Через минуту, они уже несли обратно на носилках окровавленных женщин. Так, в первый же день войны, мы увидели первую людскую кровь.
- Что это было? – спросил кто-то из «наших».
- Истребители из пулеметов обстреляли вагоны! – ответил на ходу вышедший из вагона пассажир.
  По репродуктору объявили, что пришедший состав, через час отправляется обратно до станции Ковель. Мы ринулись к вагонам - проводники, без билетов, нас не пускают. Мы штурмуем вагоны, а проводники продолжают настойчиво требовать билеты. Толпа стала кричать:

 - Да что же вы делаете, какие теперь билеты? Война! Началась война! Им надо срочно в часть ехать!
Я оттолкнул проводника и у него под рукой проскочил в вагон. Через окно я закричал:

- Леня! Давай вещи в окно!
Заняв третьи полки под самой крышей, мы забросили туда все свое имущество и залезли сами. И только потом, вытерев пот с лица носовым платком, мы вспомнили, что за весь день у нас ничего не было во рту. Радовало то, что мы в поезде, который ночью повезет нас к месту службы. Мы улеглись и заснули крепким сном. Рано утром нас разбудил проводник:
- Военные, слушайте! Сейчас по радио для вас будут передавать важное сообщение.
  За окном серело, в вагоне слабо мерцали лампочки дежурного света. Захрипела радиоточка, раздался чей-то голос:

- Товарищи пассажиры, поезд прибывает на станцию Ковель в последний раз. Больше пассажирские поезда до Ковеля ходить не будут. Просим военных, все лишние вещи запаковать в посылки и сдать на вокзале. Прием посылок будет бесплатным.
  Утром 23 июня, прибыв на станцию, мы с Леней, все вещи вложили в наволочки, оставив помимо летнего обмундирования, плащ, шинель и полевую сумку с планшетом, головной убор – пилотка с кантами. Подписав адрес получателя, задумался – какой указать обратный адрес? Я решил написать адрес училища, а отправителем указал своего друга – Федю Турищева, оставленного на повторный курс за неуспеваемость.
  Несколько месяцев спустя, будучи в госпитале, я к своему удивлению узнал – посылка дошла не домой, а в училище к Феде. Он сообщил моему отцу, отец съездил в Персиановку и забрал ее.

                                                           2
   Вокзал станции Ковель был такой же архитектуры, как и вокзал Жмеринки, но любоваться было некогда. Наш поезд быстро отошел в обратном направлении и вокзал опустел. На запасных путях одиноко стояли два или три состава пустых товарных вагонов.
  Сдав посылки, мы пошли в штаб корпуса, который находился недалеко от вокзала. Одновременно в штаб прибыло более четырехсот лейтенантов. Полным ходом работала только столовая, все остальные комнаты были пустыми. Делами в штабе корпуса верховодил комендант штаба – старший лейтенант. Он руководил и организовывал патрульную службу. Создавал патрульные группы и отправлял в разные части города.
 24 июня, после завтрака, было объявлено построение. В строй встали все, хотя не все успели привести себя в порядок после сна в сарае, наполовину заполненном соломой. Видимо, всех подгонял гул артиллерийской канонады, которая с каждым часом все ближе приближалась к городу.
  На построении было объявлено: Наши части отступают с боями, под натиском превосходящих сил противника. В городе действуют группы шпионов и провокаторов, способствующие продвижению немецких войск – будьте бдительны!
  Комендант стал создавать патрульные группы по пять человек. В одну из таких групп попал и я. Нам выдали винтовки, патроны и поставили задачу. Выйдя на оговоренную улицу, осмотрелись и решили: - двоих отправить вперед, а троим следовать сзади. Мы шли по левой стороне вдоль высокого забора какой-то базы. По правой стороне стояли двухэтажные частные коттеджи, с их стороны и стоило ожидать нападение. Вдоль заборов были бетонированные пешеходные дорожки, узкая проезжая часть была уложена брусчаткой. Не успели пройти и двухсот метров, как из окна дома прогремели выстрелы. Отрикошетив от брусчатки, пули просвистели у нас над головой. В доме на втором этаже было раскрыто окно, там никого не было. Мы быстро обошли дом с двух сторон. Входная дверь была заперта. Два удара прикладом и вылетела нижняя филенка. В комнате пусто, но стоит запах пороха, а на полу валяются стрелянные гильзы. Как стрелок успел так быстро смыться? Комната пустая, у левой стенки стоял шифоньер. С треском вскрыли штыком дверь, а там сидит рыжий мужик с бородкой, сорока пяти лет, а перед ним лежит «маузер». Выволокли его за шиворот. Отвечать отказался, но что-то прошипел по польски.
  Отвели и сдали коменданту вместе с оружием. В это время разведчики-артиллеристы привели в штаб пленного немецкого ефрейтора. На его поломанную руку уже была наложена шина. Всем было интересно посмотреть на живого немца. Переводчик допрашивал в зале. Пленный держался высокомерно, с полной верой в победу Германии. Не все было слышно, но было понятно, что он предвещал нам, всем русским и товарищу Сталину лично – «Алес Капут!» А если я правильно понял, жестикуляции его здоровой руки – тот самый «капут» прилетит нам крыльях штурмовика или пикирующего бомбардировщика. Немец так нагло рассказывал об обещанных ему после скорой победы благах, что уже захотелось бежать и намерять кусок украинской земли, обещанной ему Гитлером. Переводчик продолжал расспрашивать и переводить, но мне уже было не интересно слушать этого «Нахаленка». Было понятно, им всем наобещали золотые горы – звания, должности, землю, рабов и прочие блага.
  От разведчиков я узнал: ефрейтор залез на сосну, и оттуда корректировал огонь своей артиллерии. Снарядом срезало макушку дерева, тот упал, сломал руку, стал орать, и еще его придавило ветками. На крик прибежали наши разведчики и пленили его, что его крайне возмущало. Было видно, что ему не до плена – он все еще находился в каком-то параллельном мире, и у него было множество других планов. Этому человеку можно было только позавидовать – безрассудная вера в III рейх и светлое будущее.

  Перед нами стояли более скромные задачи, и после обеда, мы пошли патрулировать в район железнодорожного вокзала. Во время появления немецких самолетов, в районе станции часто взлетали ракеты, указывающие объекты бомбардировки. И вот нам, вместе с другими группами, была поставлена задача - выловить этих ракетчиков, а оказавших сопротивление уничтожить.
  Подходя к вокзалу, мы увидели высоко в небе одиночный немецкий бомбардировщик, державший курс на восток. Тут же, из-за близлежащего состава - взлетело две, одна за другой, ракеты.
  Увидев их, мы бросились к составу. Наша группа пошла в обход справа; вторая в середине состава через тамбур, а третья в обход слева. Выскочили… пусто! Только смазчик шел вдоль вагонов, открывая буксы и подливая смазку.
- Ребята! Давай обследуем этого смазчика?
- Давайте!
- Ну-ка, гражданин-железнодорожник, давай свою лейку!
Увидев сбоку защелку, откинули ее и открыли крышку, а там?.. Мы увидели не масло, а ракетницу и десятка полтора разноцветных ракет.
- Так вот, ты какой смазчик? Руки вверх!
Он быстро отвернул край левого рукава своей робы и громко крикнул:
- 37 – пойман!
При осмотре, мы обнаружили у него в левом кармане примитивный передатчик и батареи питания, не спине под пиджаком была подшита антенна, а в брюках к заднику левого ботинка выведено заземление.
  В штаб мы возвратились внешне довольными, но внутренне нас тяготила неизвестность обстановки. Где-то на подступах к городу громыхала артиллерийская канонада, озаряя вспышками западный небосвод неба. Тем не менее, поужинав, мы завалились в сарай на солому и крепко проспали до самого утра. Так закончился третий день войны.
  Утро 25 июня было сырым и прохладным. Продрогнув, мы вскочили, и пытаясь согреться стали делать зарядку. Комендант, уже был на ногах и суетился с какими-то бумагами. После завтрака мы узнали, что он занимался формированием батальона из лейтенантов. В ожидании чего-то неизвестного, мы коротали время до обеда.
 И вот раздалась команда:
- Всем на построение!
Из лейтенантов стали формировать отделения, взвода, роты. Из нас же стали назначать командиров всех степеней. Я старался ни в какие командиры не попасть. Скромно стал замыкающим первого отделения четвертого взвода первой роты. Формирование успешно закончилось – обед.
  После обеда, опять построение всех четырехсот человек, уже в составе подразделений. Комендант приказал снять все знаки отличия: кубики вместе с петлицами. У меня защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Гул возмущения прокатился но «батальону». Комендант повторил свое требование в более жесткой форме. Многие, со злостью срывали петлицы, бросали их на землю и топтали ногами – весь двор был усеян петлицами с кубарями. Я не только не выбросил свои, но еще подобрал другие с витой золотой окантовкой петлиц и рубиновыми кубарями. Завернул петлицы в новый носовой платок и положил в нагрудный карман гимнастерки, ближе к сердцу – пригодятся. Уж больно жалко мне было расставаться с ними. Два года тяжелой упорной учебы, сколь труда и пота было вложено мною, что бы их получить, теперь… приказ, а приказ пришлось выполнять. Наши документы, кроме предписаний, остались в чемоданах сложенных в сарае.
  Комендант штаба корпуса поставил задачу:
- Батальону двигаться из Ковеля по дороге на Луцк. На рубеже… остановить продвижение танков противника…
 А, вооружение? Никакого! Двадцать винтовок на четыреста человек! Чем руководствовался комендант: «разжаловав» четыреста лейтенантов и отправив, так необходимый в своих частях, хорошо обученный средний комсостав без оружия под танки? – тогда нам было не до этого.
 Батальон, повзводно в колону по четыре, двинулся в поход. По городу мы шли стройными колонами, как на параде, а выйдя за город, пошли походным маршем.
  Настроение было плохое. Каждый шел думая о своем, но старался не показывать своего волнения. Не знаю, что думали другие, но я очень переживал за все произошедшее с нами.
  Солнце катилось к закату, жара несколько спала. Мы уже отмахали километров десять, как увидели несущуюся навстречу трехтонку, груженную ящиками.
- Стой, что везешь? – скомандовал комбат.
- Оружие – еле промолвил шофер.
- Давай сюда! – раздались голоса из строя. Командир батальона стал упрашивать шофера передать оружие нашему батальону:
- Да что нам в бой, с голыми руками, идти?
Шофер умолял не трогать. А тем временем несколько человек уже вскочило в кузов, открыли ящики и стали раздавать винтовки СВТ, трехлинейки, пистолеты «ТТ», ручные пулеметы Дегтярева и патроны.
- Товарищи, товарищи! Что вы делаете? Ведь меня расстреляют! – видя, что машина вмиг опустела, шофер смирился и стал просить: - Ну, дайте мне хотя бы какую-нибудь расписку?
  Командир батальона расстегнул планшет, облокотившись на крыло машины, написал расписку – машина тронулась. Батальон немного вооружился. Мне досталась новая, в смазке, «СВТ». Протереть смазку было нечем - вымазался. Пришлось вытирать винтовку наодеколоненным носовым платком.
 Прошли еще немного – на встречу катит легковой автомобиль «ЗИС». Автомобиль остановился, вышел генерал-майор и подал команду: - Стой!
Комбат подал команду: - Батальон, стой! Нале-Во! Равняйсь, смирно! Равнение на средину! – и доложил генералу. Генерал спросил:
- Что за батальон? Куда идете? Какая задача? Кто поставил? – комбат долго отвечал на вопросы, генерал терпеливо выслушал, и уже обратившись ко всему батальону, возмущенно сказал:
- Какой дурак вас туда послал? Вы, знаете в какие части назначены?
- Да! – почти разом ответили мы.
- Тогда слушайте мой приказ: наши части отходят с боями. Ни сегодня – завтра они будут здесь. Ищите и вливайтесь в свои части. Там командиров почти не осталось – командовать подразделениями уже не кому! – генерал сел в машину и уехал, а командир батальона, после короткой заминки спросил:
- Товарищи, приказ генерала, слышали?
- Да!
- Всем искать свои части. Разойдись!
«Да, ищите ветра в поле» - подумал я. Некоторые сразу пошли обратно в город, другие сели на окраину дороги, опустив ноги в кювет, обдумывая, что делать дальше. Большинство же шло, куда несли ноги, сами не зная куда. Ночь, темной пеленой окутала все вокруг, только звезды мерцали в разрывах облаков бегущих с запада на восток. Мы шли, чувствуя под ногами твердое покрытие дороги, да и гомон впереди идущей толпы, не давал сбиться с направления.
  Неожиданно, яркая вспышка ослепила нас. За ней последовал взрыв страшной силы, оглушил! Все!
  Я очнулся в кювете, без пилотки и не знал, куда делась моя винтовка. Пошарив руками вокруг себя, я нашел сначала пилотку, затем и винтовку. Голова раскалывалась на части, в ушах гудело. Я понял, что терял сознание, но не мог понять, сколько времени в таком состоянии пролежал.

- Что это было? – думал я. Послышались стоны и крики. Друзья бродили в темноте, разыскивая друг друга. Меня нашел Леня Китнис:
- Коля, ты жив?
- Жив.
- Там у столба, какой-то лейтенант погиб. Его воздушной волной ударило об крепление телеграфного столба.
Как потом выяснилось, погибших было несколько.
Со стороны взрыва, послышался топот и гомон бегущих людей
- Стойте! Стрелять будем!
- Не стреляйте! Свои… - это бежали подрывники. Они нам сообщили, что взорвали склады авиационных бомб, на которых находилось около шести тысяч тонн бомб разного калибра.
  Так появились первые потери среди молодых лейтенантов, которые погибли, даже не видя врага.
  В пути я потерял Леню. Я и еще три лейтенанта, дошли до села Колодезного, где и заночевали под крышей на сеновале. Продрогнув, поднялись на рассвете и с одним лейтенантом, махнули в город. На подступах к городу уже шли бои, да так близко, что от разрывов снарядов содрогалась земля. Мы заскочили во двор штаба корпуса – пусто. Все двери раскрыты, в том числе и в сарае, где мы сложили свои чемоданы. Чемодан был вскрыт – личного дела на месте не было. Спросил у попутчика – личное дело, тоже кто-то забрал из чемодана. Я забрал свою шинель и плащ, которые лежали на месте.
  Когда мы возвратились в Колодезное, солнце уже поднялось над лесом. Двое, оставшихся на месте лейтенантов, досыпали на сеновале. Мы им сообщили, что личных дел в чемоданах уже нет.
- Тогда мы в город не пойдем, нечего там делать.
- Как на счет еды?
- Никак! Кишки марш играют.
- Хозяина спрашивали?
- Нет! Мы его еще не видели.
- Тогда я пойду его поищу, - нашел на грядках в огороде и спросил у него:
- Вы можете дать, что ни будь покушать?
- Ниц нема.
- Ну, картошка же есть!
- А цо я буду мать?
- Мы заплатим Вам, сколько Вы скажете.
- То гроши мени не треба. Буты е?
- Сапог у нас нет! А шинель могу дать…
Осмотрел ее, примерил и ничего не сказав, ушел. Принес обгоревший горшок с сырой картошкой и кувшин кислого молока. Я вернулся без шинели, но с горшком.
- Братцы, разводите костер, картофель будем варить в мундирах и запивать кислым молоком.
  Подкрепившись, мы простились хозяином, который, в  моей ладненькой лейтенантской шинели, остался дожидаться немцев. Мы вышли на дорогу на Ковель.
  Под аллеей деревьев, растущих вдоль дороги, мы увидели три танка: один «КВ» и два «Т-34». Мы много о них слышали, но увидели впервые. Они вышли из боя. На них было много вмятин, но ни одной пробоины.
- Да! Вот это танки! – восхищались мы, осматривая их вокруг.
Танкисты охотно подтвердили мой восторг: - Эти танки не то, что старые, которые с первого попадания выходят из строя.
Сначала, мы шли в направлении города, затем я предложил:
- Друзья, в городе делать нечего. Пошли вдоль опушки леса к железнодорожному полотну, там наверняка, будут отходить воинские части или их подразделения. По дороге меня встретил Леня, и радостно сообщил:
- О! Коля, где ты был. Я уже нашел себе должность.
- Леня, и где она валялась?
- Нигде не валялась, а вот в этом лесу расположился штаб артиллерийской противотанковой бригады, мне предложили стать комендантом штаба бригады. Я согласился.

- Поздравляю тебя, Леня! А я пойду искать свою часть, - мы с ним обнялись и простились.
  Дойдя до железнодорожного полотна, мы решили отдохнуть. Мимо нас проезжал бронеавтомобиль, который мог ездить, как по грунтовой дороге, так и по рельсам. Капитан в люке, про наши части, ничего сказать не смог. Позже, я узнал, что это был командир разведывательного батальона – Чесноков. Уже, будучи полковником, в 1944 году он принял нашу 321 стрелковую дивизию.
  Солнце поднялось к зениту, стало сильно припекать. Мы устали и отошли от железной дороги в кусты на привал. Тяготила усталость, но еще больше напрягала неясность обстановки. Я раскинул плащ, положил рядом СВТ и уже намеревался прилечь, но тут я увидел идущую на восток, по выемке вдоль железной дороги, нестройную группу пехоты. Я подбежал к строю и спросил замыкающего красноармейца:
- Вы из какой части?
- Мы ни бельмес. Командир спереди, иди и спроси его, он знает, - нехотя ответил боец.
Изо всех сил, я побежал в голову колоны. Ее вел младший лейтенант, по виду из приписного состава. Я понял, что он тоже ничего не знает, но все же спросил: - Товарищ младший лейтенант, я ищу 283 полк, не подскажите, где он может быть?
Он посмотрел на меня, не знаю что подумал, но охотно ответил:
- Да мы из этого полка, здесь отходят первая и вторая стрелковая роты.
Я обрадовался и метнулся за плащом и винтовкой. Еще не успев добежать до своих попутчиков, крикнул:
- Хлопцы! Я своих нашел!
- Коля! Мы рады за тебя. Ты теперь имеешь прикрытие, а нам еще блуждать – оставь нам свою СВТ.
- Забирайте! Успехов вам, братцы!

                                                            3
  Нагнав, строй воинов, я почувствовал себя комфортней – ведь я попал в полк своего назначения.
  Колона, как и многие другие части и соединения, двигалась на восток, не зная, что их ждет впереди. Воины шли изнеможенные, еле переставляя ноги, без всяких мер предосторожности, не имея ни боевого прикрытия, ни разведки или простого наблюдения. Просто шли…
  Через некоторое время нас нагнал старший лейтенант, начальник физподготовки и спорта этого полка. Он возвращался из Ленинграда с курсов по переподготовке. Теперь его волновала судьба семьи, которая оставалась в Владимире-Волынском. Я интересовался полком, он отвечал неохотно. Тут мы услышали гул машины и крик людей. Машина остановилась, пар валил из радиатора, как из паровоза. Из кузова выскочил какой-то военноначальник и побежал к нам с криком: - Стойте! – все остановились. Красноармейцы повалились на траву, как скошенные снопы, в разные стороны от дороги. К нам подбежал старший политрук. Он представился инструктором политотдела 87 стрелковой дивизии и тут же спросил:
- Подразделение какого полка?
- 283 – ответил физрук.
- Хорошо! Кто старший?
- А вот идет к нам – младший лейтенант.

- А вы кто?

Мы представились.
- Тогда следуйте в машину, а Вы товарищ младший лейтенант, следуйте с ротами вдоль железной дороги до станции Маневичи. Там, не доходя до станции, на западной окраине Маневичей в лесу расположился штаб вашего полка.
  Подойдя к машине, я бросил взгляд на колеса. На них не было резины. Шофер, увидев мое удивление, сказал:
- Дай бог, нам дотянуть до Маневичей, а там ей каюк!..
Чихнув, машина тронулась, оставляя за собой клубы пара и столбы пыли. Диски забарабанили по кочкам и ухабам проселочной дороги, из под них летели искры. Мы, молча, вцепились в борта, чтобы случайно не вывалиться из кузова за борт.
  На горизонте появились Маневичи. Мы сошли с машины, как черти в пыли. Старший политрук повел нас в лес. Командира полка в штабе не оказалось. Он представил меня командиру второго батальона капитану Мороз Ивану Семеновичу.
  Комбат мне сказал:
- Командир полка сейчас находится в штабе дивизии, и видимо, не скоро будет. Прошу Вас товарищ лейтенант, располагайтесь в палатке писаря батальона. Он Вам поможет привести себя в порядок и принесет ужин из общего котла. А утром Вы представитесь командиру полка. Я думаю, за ночь ничего сверхъестественного не произойдет.
 Он отдал распоряжения писарю. Писарь принес котелок теплой воды, предложил мыло и полотенце, помог мне помыть лицо, голову и шею.
  Солнце скрылось за горизонтом, догорела вечерняя заря. В густом лесу соснового бора темень сразу опустилась и окутала все вокруг.
  Так вечером 26 июня я, наконец-то, добрался до части своего назначения. На душе сразу отлегло, стало легко и приятно.
 

                                                            4

  После изнурительного перехода и переживаний от неопределенности обстановки, я впервые смог расслабиться. Не раздеваясь, я уснул крепким сном. Поднялся с восходом солнца. В лесу было прохладно и сыро. В расположении полка, все уже были на ногах. В лагере было спокойно – все разговаривали тихо, почти шепотом. Разговоры были немногословные, приказы и распоряжения исполнялись беспрекословно. Лица у всех командиров и красноармейцев были мрачными, все были чем-то озабоченны. Что произошло, мне сразу было трудно понять? 
  Я проснулся с одной мыслью: - Как можно быстрее встретиться с командиром полка и представиться ему. Пока я делал физические упражнения, писарь принес мне горячей воды и завтрак. Я быстро побрился, подшил свежий подворотничок, натер до блеска свои хромовые сапоги. Заправившись, я направился к командиру полка.
  Штаб располагался между высокими соснами. Командир сидел на ящике, два других, поставленных друг на друга, служили ему столом. Перед ним лежали какие-то документы и карта. Попросив разрешения, подошел ближе и стал рапортовать. Полковник, поднял голову, уставил на меня свой грозный взгляд и обрушил на меня шквал негодования:
 - Вы кто?.. Вы трус, предатель, изменник!.. Где Ваши знаки различия!?
Последний вопрос, навел на мысль, почему так негодует командир полка:
- Снял по приказу!
- Какой дурак, отдал Вам этот приказ!? – продолжал он орать.
- Комендант штаба корпуса… мне и всем прибывшим лейтенантам! Нас было больше четырехсот! – доложи я.
- Вам срок – десять минут! Через десять минут, знаки отличия должны быть на месте. Об исполнении доложить!
- Есть! Разрешите идти?
Выполнить распоряжение, мне было не трудно. Я достал завернутые в платок петлицы с кубарями. Управился за пять минут и со второй попытки представился командиру полка:
- Лейтенант Куцаев, прибыл в Ваше распоряжение на должность командира пулеметного взвода!
- Уже лучше! Товарищ лейтенант, в восемь часов утра будет построение и формирование подразделений полка. Будьте на построении. Идите!
На построении я впервые увидел порядок формирования подразделений. При распределении среднего комсостава, очередь дошла идо меня:
- Лейтенант Куцаев! Назначаю Вас, как моего «старого» знакомого – командиром шестой стрелковой роты, - обращаясь к личному составу, добавил: - Прошу любить и жаловать!
 Так 27 июня 1941года, мне повезло в этой круговерти, не только найти свое подразделение, но и стать ротным командиром в самом начале своей служебной карьеры.