Каждый из них четырежды отмечен самой почитаемой солдатской наградой – медалью «За отвагу». За каждым серебряным кругляком 925-й пробы, весом в 28 граммов, на котором изображен супер-танк Страны Советов – Т-35, три истребителя И-16, а также прописана алыми буквами аббревиатура уже несуществующей страны, кровь и пот той далекой войны. Каждому из них довелось отмерять сотни фронтовых верст, не единожды смотреть смерти в глаза и встретить Победу, от воспоминаний о которой у них светлеют лица и появляются слезы счастья, которых они даже не пытаются скрыть, как не пытались их прятать в Мае такого далекого и близкого нам Победного 45-года. 

330 СУТОК ВОЙНЫ ГРИШИ АТАМАНЮКА…

Атаманюк Григорий Сергеевич родился 3 марта 1926 года в селе Пылипы Алексанровские Виньковецкого района Хмельницкой области. Украинец. Гвардии капитан. Дважды ранен, один раз контужен. Воевал в составе 597-го гвардейского стрелкового полка 238-й стрелковой дивизии, 79-го стрелкового корпуса, 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта. Кавалер четырех медалей «За отвагу». Кроме этого награжден орденами Красной Звезды, «Отечественной войны» 1-й степени. Медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». Войну закончил командиром отделения старшим сержантом в Германии.

 …После учебки меня определили в 597-й полк 238-й стрелковой дивизии, 79-го стрелкового корпуса, 3-й ударной армии. Первый бой у меня приключился в Польше во время Осовецкой операции. Помню, что тогда  написал заявление, мол, если я погибну в бою, прошу считать меня комсомольцем. Потом были бои на Остроленковском направлении. Наверное, я проявил себя хорошим солдатам, потому что через какое-то время меня зачислили разведчиком в полковой взвод разведки. Я неплохо стрелял, поэтому за несколько месяцев своего пребывания на фронте успел отправить на тот свет не одного немца. Кстати, за меткую свою стрельбу и получил свою первую «Отвагу». Спустя несколько дней, наш разведвзвод  ушел на первое свое задание.

Поскольку я был самым юным, меня поставили в группу обеспечения. Моей задачей во время выхода группы в тыл противника было прикрывать отход товарищей. Роли в разведгруппе строго распределены, и каждый занимался своим делом. Но, у нас существовала взаимозаменяемость. Разведчик должен не только «уговорить» противника сдаться, но и профессионально перевязать рану, поставить мину, ну и конечно, заставить врага капитулировать. В нашей группе был такой Радагнин. Ему в ту пору было, лет двадцать пять, но судимостей он имел лет 75! Говорили, что к нам он пришел с лагерей, дабы смыть кровью свои прегрешения перед Советской властью. Ему часового снять было, что муху ладонью прихлопнуть!

1944-й. Висла. Командование полка поставило нам задачу переправиться через реку и взять «языка», дабы узнать, в каком месте сконцентрированы его основные силы. Ведь нашим войскам предстояло форсировать Вислу. Группу захвата возглавил командир отделения Ярославцев. В нее были включены также Ильясов и я. Мы удачно переправились через реку, и благополучно обойдя вражеские посты, наткнулись на кабель связи. Перерезав его, устроили засаду и стали дожидаться связистов. Прошло совсем немного времени, и вскоре появились связисты во главе с офицером. Меткой стрельбой мы уложили солдат и захватили немецкого офицера. Нам посчастливилось без потерь возвратиться в свое расположение и доставить невредимым «языка» в штаб полка. Немец, наверное,  оказался информированным, потому что вскоре мы получили награды. К концу войны на моем счету было около тринадцати походов в тыл противника.

А еще пришлось «укрощать» «тигров»… Случилось это в Германии, под Бранденбургом. Пошли ночью мы за «языком» и наткнулись на танковую колонну. Танкисты были как раз на отдыхе, поэтому мы решили попросту снять часового и поджечь танки. Особого труда это не составило, ведь действовали мы скрытно. Поэтому, когда враг пришел в себя, танки его горели, а нас было уже не достать.

На фронте мне вручили лишь одну медаль «За отвагу» Остальные уже получал после войны. Помню, что последнюю «Отвагу»  получил уже в 47-м. После войны отдал детям, чтоб игрались. Однажды один мой  односельчанин говорит: «Гришка, тебя же когда-нибудь спросят, где твои медали? А ты их детям отдал!»  Потом я их собрал, ведь после войны за «отважную медаль» платили по червонцу. Всего получалось сорок рублей. Сейчас медали для меня это, прежде всего память, о том, что мы разбили такого сильного и коварного врага, а также какой ценой нам досталась Победа.

Когда объявили, что пришла Победа, началась сумасшедшая стрельба. Радовались, обнимались. Помню, товарищ мой Володя Кругляк лег на землю и давай с автомата стрелять вверх! С Володей Кругляком была связана интересная история. Лет двадцать назад иду я по улице своего Хмельницкого, а меня мужчина, как и я, в возрасте окликает: «Эй, парень! Ты не узнаешь меня? Я – Володя Кругляк! А помнишь в Берлине…» Я по этой улице несколько десятилетий ходил и не знал, что мой фронтовой товарищ рядом со мной живет! Володя умер пять лет назад.   

Несколько дней продолжалась ликование по поводу Победы. Ребята бросились оставлять свои автографы на стенах Рейхстага. Решил и я отметиться. Написал: «Я – Атаманюк Григорий Сергеевич пришел сюда из Пилипов Александровских Венковецкого района Каменец-Подольской области, чтобы Германия больше не ходила на нас войной и никогда не тревожила!» И тут случилось то, что я буду помнить столько, сколько буду жить. Оказывается, в то время пока я шальной от счастья царапал буквы на стенах Рейхстага, к тому месту подошел маршал Жуков. Я, увлеченный писаниной, не заметил ни полководца, ни его свиту. Видя, наверное, как я старательно вывожу свое «пожелание», он решил пообщаться. Меня толкнули стоящие рядом товарищи в спину и шепнули: «Жуков!» Я обернулся и застыл. Маршал спросил: «Что ты рисуешь, солдат?! Я лаконично и четко, как и положено бойцу доложил полководцу, так, мол, и так товарищ маршал, написал, чтобы Германия больше к нам никогда не ходила». Он с улыбкой кивнул и промолвил: «За то, что живым дошел до Берлина, тебе солдат вручаю орден». Мне прикрепили к гимнастерке орден Красной Звезды…

г. Хмельницкий

                            ИВАН НА ПРОЗВИЩЕ РОКОССОВСКИЙ

Cиворакша Иван Иванович родился 8 апреля 1926 года в городе Новомосковск Днепропетровской области. Украинец. Гвардии старший лейтенант. Воевал в составе 55-го гвардейского стрелкового полка 20-й гвардейской стрелковой Криворожской Краснознаменной ордена Суворова дивизии 2-го Украинского фронта. Был пять раз ранен и три раза контужен. Кавалер четырех медалей «За отвагу». Кроме этого награжден орденами Славы III степени, Красной Звезды, «Отечественной войны» 1-й степени. Войну закончил в Чехословакии. Участник войны с Японией. В 1946 году был демобилизован.

 …С винтовкой я, кстати, недолго ходил. Дали мне автомат. Я ведь небольшого роста был. Винтовка та у меня постоянно цеплялась за землю, она с примкнутым  штыком была выше меня. Командир роты увидел все это и приказал выделить мне ППШ.

Первый бой, как первое свидание не забывается! Первый бой произошел у нас за Кулебовкой – длиннющее село такое, километров восемь будет. А 25 сентября под Подгородней меня первый раз и перекрестило. Снаряд ухнул рядом и я стал, что решето! Пять осколков впилось в меня. Врачи достали четыре, а пятый – так и остался возле сердца под левой лопаткой. Ну да нехай сидит там! Он мне не мешает. В медсанбатах я не стал отлеживаться, а поспел к штурму Днепропетровска. А как же без меня! Наш 55-й гвардейский стрелковый полк после многократных попыток высадиться на правом берегу Днепра в районе завода Коминтерна все же взял плацдарм. Затем нас перебросили на Днепродзержинск. Там меня снова ранило. А вообще-то немцы меня не сильно-то и жалели. Всего за войну получил пять ранений. Покромсало железом спину, плече и руку. Да еще три контузии схлопотал за войну.

Первую свою награду я получил за то, что убил немецкого офицера. Угораздило меня во время боя за немцем побежать. А он здоровый такой, под два метра ростом. Бегу за ним, а у него в руках автомат и пистолет. Я одну очередь по нему. Другую. А он не в какую падать не хочет. Вдруг он поворачивается и пуляет в меня с автомата. Рука моя и повисла. Гад! Целюсь в него. А он снова по мне очередь. Но и я не остаюсь в долгу. Валю его с ног очередью с ППШ. Забрал его автомат и бинокль и возвратился к своим. После излечения снова возвратился в свою часть. С ней дошел до Кривого Рога. Бой под Желтыми хуторами. Снова ранения. Лечился в селе Казначейка. Потом освобождения Николаева, Одессы.  

После третьего ранения я вернулся в свою часть, а тут начальник разведки полка набирал как раз к себе в подразделение разведчиков. А я то небольшого роста, всего-то чуть больше полтора метра, но уже успел повоевать, да и ранений нахватать. То есть, был обстрелянным и опытным солдатом. Майор спрашивает меня, сколько я, мол, классов окончил. Говорю: «Девять». Он: «Так, ты, наверное, и тригонометрию знаешь?» Я в свою очередь говорю ему: «Не просто знаю, а на отлично!» Вот так меня и определили в разведку полка. Однажды отправились мы за языком. Трое суток провели в тылу противника. Присмотрели мы, что по одному и тому же маршруту черная легковушка ездит. Однажды повезло, что остановилась она как раз возле нашей засады. Немец пошел справить  нужду. Мы его подождали, чтоб нас не замарал, если что и, когда он уже штаны натянул, тут его и взяли без шума. Оказался высоким чином.

Но не всегда было так гладко. Однажды вызвало начальство командира нашей разведгруппы и поставило задачу, разведать что там, на западном берегу Тисы твориться. Отправилось нас в тыл человек шесть. Только переправились через Тису, как попали в засаду. Немчура окружила и давай нас колошматить. Четверо моих товарищей осталось на том берегу лежать, а нас двое вырвалось. Улепетывали мы, что те зайцы. Добежали до Тисы, а берега у нее обрывистые высокие, метра три-четыре будет. Мы с напарником с берега и в воду. А на дворе декабрь. Кромка берега покрылась льдом, скорость течения 12 метров в секунду, того смотри и снесет. Сидим в воде, что мыши, ведь неровен час, немец нагрянет! Пришлось тогда не только руками, но и зубами держаться за корни деревьев. Несколько часов провели мы в той воде. Когда смеркалось, решили переправляться на ту сторону.  Нырнул я и  на противоположный берег, что есть мочи. Выполз на сушу, что тот угорь. Подняться не могу. В горячке бега не заметил, что был ранен, да и усталость сковала все тело. Вот так по-пластунски и дополз до расположения своего полка. Хлопцы подобрали, влили в меня полстакана спирту, стало тепло, и я потерял сознание. Очнулся уже в госпитале.

Выжить позволила молодость. Вот в  44-м на озере Балатон, что в Венгрии разгорелись нешуточные бои. Наша разведгруппа взяла тогда корректировщика и возвращалась из задания по льду озера. Прямо там мы и напоролись на засаду. Я с ППШ остался прикрывать ребят. Рядом ухнул взрыв. Меня подбросило и окатило водой. Не знаю как, но автомат, который был на груди, оказался под спиной. Очнулся, голова лежит на прикладе, диск оказался под лопатками и впился в позвоночник. Руки и ноги примерзли ко льду. Лежу, что тот Иисус, распятый. Ночью приползли ко мне ребята. Дабы, освободить меня из ледяного плена, пришлось им срезать мне одежду. Тяжелой контузия оказалась, поэтому долго пришлось проваляться в госпитале.

После излечения вернулся я в родную часть. Но вот беда глухим стал. А что глухому в разведке делать? Она ведь – глаза и уши в армии. Посмотрел на меня командир полка и говорит: «Сиворакша, вот там у нас одно орудие осталось, и боец возле него есть, давай иди, командуй!» Вскоре уже стал командиром артиллеристского расчета. Пушка оказалась, что надо – 76-мм. Так я с ней почти до самого Берлина и дошел. А потом был поход на Прагу.

Случилось так, что под чехословацким городком Бенишевом наша пехота осталась без огневой поддержки. Мы отправились в тыл на трех повозках. Нагрузили снарядов, что тех дров и в путь. Едем по дороге, смотрю на нее, а она мне что-то не нравиться. Только подал команду ездовым, чтобы они, значит, свернули на обочину, как вдруг, бах! и переднюю повозку вдребезги вместе с лошадьми и ездовыми, второй выстрел – вторая повозка взлетает в воздух. Мой напарник с орудием направляет четверку коней в лес, но и нас догоняет снаряд. Я упал возле орудия, смотрю, совсем рядом из сарая торчит танковый ствол. Оказывается «тигр» въехал в сарай, таким образом, замаскировался, высунул в небольшой проем пушку и разнес нас в пух и прах. Осталось нас трое. Осмотрелся по сторонам, подполз к орудию, смотрю, целое. Значит, стрелять можно. Подождали мы немного, пока немцы успокоятся. Смотрю в бинокль, вот гады! Экипаж танка собирается отобедать после меткой стрельбы. Прямо на позиции готовят стол. Расставляют котелки, громко смеются. Мы ползком к повозке, а там снаряды насыпью после взрыва. Взяли по два в руки и назад. Зарядили осколочным нашу пушку и наблюдаем за нашими обидчиками. А те возле стола метушатся. Один из танкистов залез в танк, и спустя минуту появляется из люка с двумя баклажками, наверное, со шнапсом. В этот момент мы и влепили из своей пушки. Осколками накрыло всех. Вот так мы уничтожили последний экипаж «тигра» в пражских лесах. После этого починили мы свою повозку, положили на нее своих убитых товарищей и привезли к церкви. Договорились со священником, да и похоронили их по-человечески  прямо возле церкви.

На фронте я получил прозвище Рокоссовский. За что? Так меня  начальник  штаба полка называл. Вот так фамилия знаменитого полководца ко мне и пристала. Почему Рокоссовский? У Рокоссовского было четыре ордена Красного Знамени, а у меня – четыре медали «За отвагу»…

Новомосковск.

МИНОМЕТЧИК ЯША

Гниденко Яков Филиппович родился 25 марта 1925 года в селе Богдановка Лисичанского района Луганской области. Украинец. Капитан. Во время войны командир минометного расчета 585-го стрелкового полка 213-й стрелковой дивизии 5-й армии 2-го Украинского фронта. Был дважды ранен. Кавалер четырех медалей «За отвагу». Кроме этого награжден орденом Красной Звезды и Отечественной войны 1-й  степени. Войну закончил в Австрии.

 …В Пятихатках в 43-м и стал бойцом Красной Армии… 

Собрали нас призывников и отправили в Кировоград. Шли пешком. Осень в тот год оказалась дождливая. Грунтовые дороги раскисли и были забиты немецкими грузовиками. У меня были определенные навыки вождения автомобиля и ухода за техникой, поэтому я попросился в водители. Но поскольку водительских прав у меня не было, записали в минометчики. Помню, как начальник, который определял, где кому предстоит служить, сказал своему помощнику, показывая нам меня: «Записывай его в минометчики, он парень здоровый – плиту потянет». Вот так я попал в 585-й стрелковый полк 213-й стрелковой дивизии. Вскоре переодели нас и пару недель обучали минометному делу. У нас на вооружении были 82-мм минометы. Хорошее оружие – безотказное. Уже на первых занятиях я отличился, да так, что меня командир учебного подразделения похвалил. Определили меня вторым номером минометного расчета. Все-таки не плиту таскать довелось, а лафет миномета.

Начали готовиться к наступлению. К нам в подкрепление прислали саперов-сибиряков. Была зима. На сибиряках полушубки белые. Занимались они разминированием. Происходило это на наших глазах. Вдруг! Слышим, взрыв. Черный дым поднялся над полем. И полушубок взлетел вверх, и запах горелого человеческого мяса. Нет человека! После того как саперы проделали проходы в минных полях, поступил приказ о наступлении. А немецкие позиции вверху. Нам необходимо преодолеть ложбинку, а противник за животноводческой фермой обустроил свою минометную позицию и как только мы вышли на открытое пространство стал нас обстреливать. А на мне кроме оружия – лом, топор, для обустройства позиции, одним словом, не побежишь. Зацепило меня тогда осколком. Чувствую, что-то горячее и теплое по ноге потекло. И лицо в крови – мелкими осколками посекло. Бросил я свое «хозоружие» взял карабин и, опираясь на него, потихоньку поковылял в направлении санчасти. А оттудова в госпиталь. Пробыл я там до мая 44-го. А затем в запасной полк и догонять своих. Прошли мы пешечком всю Молдавию, переправились через Дунай и поспели как раз к Яссо-Кишиневской операции. За участие в ликвидации Яссо-Кишиневской группировки противника меня наградили медалью «За отвагу». Занимались мы, как сейчас, принято говорить зачисткой. После разгрома группировки, раздробленные немецкие подразделения разошлись по лесах да по ложбинах. Вот нас и бросили на поиск и ликвидацию противника. Помню, однажды местные жители пожаловались, что немцы увели у них корову. Через некоторое время мы увидели дым от костра. Вышли на тот дым, оказывается фрицы оприходовали корову, и шашлык из нее готовят. Взяли их, как говориться, на горячем.

А затем мы вошли в Венгрию. Разместились на территории какого-то старинного поместья. Так получилось, что наш полк вырвался вперед и оказался во вражеском тылу. Танков у нас не было, артиллерия отсутствовала. Пехота, да мы – минометчики, вот и вся наша сила. К тому времени, я уже был командиром минометного расчета. Заприметил я в углу сложенные штабелем немецкие минометные мины. Они калибром были чуть поменьше наших, но были вполне пригодными для использования. Я еще подумал тогда, что немецкий боезапас нам как нельзя, кстати, ведь у нас минометы остались на «голодном пайке». Как в воду глядел. Так случилось, что взял я бинокль и залез на крышу этого поместья, чтобы осмотреться. Глядь, а к нашим позициям противник сунет, шинели в них зеленые, что листья кукурузы. А командный пункт оказался где-то в стороне – не предупредить. Слетаю я с этой крыши сломя голову и командую: «По противнику беглым, огонь!» Мои хлопцы хватают немецкие мины, и давай их в трубы бросать. Промахнуться было тяжело. Мадьяров мы тогда застали врасплох. Что на том поле было! Месиво, каша от человеческих тел! Считанные минуты от противника остались лишь жалкие ошметки. А тут на наши позиции прибегает вестовой с командного пункта и спрашивает: «Кто здесь стрелял?» Признался. Вызвали меня на КП. Прибегаю туда, а там наш командир полка и мой командир взвода. Полковник схватил  меня в охапку, трясет, обнимает, целует и кричит: «Ты нас спас! Ты нас спас!» И отдал приказ наградить меня…

Под вечер поступил приказ: «Выходить из окружения!» Проверили, чтобы ничего не звенело, выстроились в колонну и пошли. Двигались целую ночь, на утро вышли к себе. Тяжелые бои были в той местности, что и говорить. Сейчас помню, как рассказывали, что к панораме пушки сам командир дивизии генерал-майор Гречаный ставал, чтоб артиллерийским огнем сдерживать наступление противника. Я видел этого генерала Гречаного – огромный такой мужчина. Ему приходилось носить две плащ-палатки, чтобы не мокнуть от дождя. Говорили, что одна плащ-палатка в него была наша, а другая немецкая.

Скажу, что смерть на войне не дремала. Уже на территории Австрии в 45-м  меня ранило второй раз, а вот расчет мой полег полностью. А было это так. Был месяц май. Раннее утро. Наша колонна двигалась ложбиной. И вдруг появляется «рама». Если это двухфюзеляжная бестия появляется во время марша – жди горя. Так и случилось. Не прошло и десяти минут, как прилетели снаряды – это заговорила дальнобойная артиллерия. Я даже увидел снаряд. Треск и меня и меня обдало горячей землей, а еще огрело сзади огромным камнем. Чувствую, что-то липкое и горячее течет по спине. Уже, после того как я попал в госпиталь, оказалось, что маленький осколочек пронзил фуфайку и шинель и застрял возле позвоночника. Будучи в  госпитале я узнал, что мой расчет тогда погиб в полном составе.

Лежал в госпитале довольно долго. Потом к нам прибыли представители с автотранспортного отдела, то ли дивизии, то ли армии, сейчас уже и не вспомню, и начали спрашивать, мол, кто желает сдать на права. Я вызвался. Мне задали вопрос, что, мол, нужно сделать перед тем как разобрать мотор? Отвечаю: «Известно, что первым делом надо мотор помыть и масло слить». Дали мне проехать на полуторке. А что полуторка! Я на «эмке» по Киеву перед войной вышивал! Там на месте мне права и выписали. Попал служить водителем при госпитале. Затем снова я заболел и попал в госпиталь в Будапеште. Когда выписывался, оказалось, что есть заявка на водителя для Дунайской флотилии. Словом, после выписки из госпиталя меня направляют в Измаил в воинскую часть 70080. После прибытия, получаю направление в мастерскую, где шьют на меня морскую форму. Был я старшим сержантом, а стал старшиной. После войны служил еще шесть лет. Здесь в Измаиле довелось возить командующего Дунайской флотилией адмирала Холостякова. Того самого, который восьмидесятых годах трагически погиб в Москве. Какие-то отморозки убили адмирала и его жену, чтобы завладеть каким-то  редким английским орденом…

г. Измаил