I.

  После тяжелых боев в приграничной зоне, дважды выходя из окружения, наша 87 стрелковая дивизия потеряла значительную часть своего личного состава и боевой техники. Командование дивизии надеялось, что дивизия будет выведена на переформирование. Однако события так быстро развивались, что об этом и речи не могло быть.
  В двухдневный срок, собрав части и подразделения в районе Маневичи, с 28 по 29 июня части дивизии продолжили отход на восток. Наш 283 стрелковый полк, под командованием полковника Порошенко Ивана Павловича отходил по маршруту Маневичи, Городец, Сарны, Олевск, Белокоровичи, Коростынь, Малин. Марш обычно совершали по ночам, а отдыхали в укрытых местах днем. В пасмурные, а такие дождливые дни, когда погода была нелетной, отход совершали днем. На физическую усталость воинов накладывалась душевная тревога, от неопределенности обстановки. Мы не имели ни какого понятия, что происходит кругом.
  Мы отступали c надеждой: - дойдем до старой границы, а там упремся в укрепленную оборонительную полосу, занятую нашими войсками. Там нам удастся остановить наступательное шествие немцев. Увы! Ни оборонительной линии, ни простых окопов, ни войск. Ничего, кроме разорванной, проржавевшей колючей проволоки мы не увидели. А жаль?! - думал я.

  Большинство воинов, оставляя немцам Западную Украину, особого значения этому не придали. Подойдя к последнему ее населенному пункту - Сарны сделали остановку на несколько дней. Рота, которой я командовал, получила район расположения у самого элеватора. Склады, заполненные зерном, горели.

  Немцы, по-видимому, знали об этом и решили спасти зерновые запасы. Над нашими головами, появился одиночный самолет "Ю-88". Мы стали внимательно за ним наблюдать, и заметили, как от его фюзеляжа отделилось несколько черных точек, потом они исчезли. Я только успел подать команду: - Ложись! Мне это уже было знакомо по Киеву в первый день войны. Раздались взрывы. Бойцы после этого посмотрели в мою сторону, где я был. Один из них крикнул: - Командира нет!

  Бомба, взорвавшаяся возле нашего расположения, образовала огромную воронку, и выворотила кучу земли - из под которой торчали мои ноги. Без всякой команды все бросились спасать своего командира. Откопали мигом. Санинструктор сразу же начал делать мне искусственное дыхание. Потом сунул мне под нос тампон с нашатырным спиртом - я открыл глаза, увидел силуэты своих воинов на фоне голубого неба, которые кружились у меня над головой.

- Жив! Наш командир жив! Ура! - радостно закричали бойцы. Они тут же подхватили меня под руки, и помогли подняться на ноги.

- Братцы, спасибо вам, мои дорогие, не вы бы... Мне была бы хана! - меня качало из стороны в сторону. Бойцы заботливо поддерживали меня. В голове стоял неимоверный шум, виски распирало, тошнило, меня вырвало. Слава Богу, все обошлось благополучно.

 Осмотрел воронку. Она была впечатляющих размеров, но главное: от взрывов бомб пожар прекратился - зерно перестало гореть.

  На складах возле станции Сарны находились огромные склады с запасами различных продовольственных продуктов. Там находились ящики со сливочным маслом, головками сыра, банками сгущенного молока, мешки с сахаром, мукой и различными крупами. Подходили грузиться машины и повозки отходивших частей, но увезти всего не удалось. Рядом были запасы вина и водки. Нам было приказано выделять по взводу для уничтожения всего спиртного, оно во все стороны разливалось рекой. Бойцы со складов возвращались поздно вечером с глубокими душевными переживаниями и горя: - Сколько народного добра пропадает. Все остается немчуре, а жаль?

- Разве только это? Вся наша земля горит огромным пожаром, сколько мирных людей гибнет, гибнут наши женщины, дети, старики. Горят наши города и села - все это товарищи бойцы, призывает нас сражаться не жалея ни сил, ни крови ни самой жизни.

                                                              II.

  Оставив Сарны, наша дивизия двинулась к Малину. Отходили мы по лесам и болотам. Мы давно потеряли надежду выйти на переформирование. В ходе отступления, с нами произошло несколько интересных случаев.

  Рота замыкала колонну батальона, прикрывала его отход. Я поручил вести роту командиру взвода, а сам примкнул к идущему в хвосте колонны старшему адъютанту. Идем и обсуждаем сложившуюся обстановку. Раздалась команда комбата: "Привал". Мы посмотрели вокруг тихо. Рядом, в сотне метров находится украинский хутор. Белая хата под соломенной крышей, утопающая в вишневом садика. Во дворе стоит журавель с цебром (большое деревянное ведро).

- Слушай, лейтенант, пойдем холодной, чистой воды попьем.

- Пошли - охотно сказал я. Нас встретила моложавая хозяйка, чопорно одетая. Мы у нее попросили попить водички.

- То, прошу вас до хаты. Я тильки занесла холодной, та там и крынка е!

  Войдя в хату, мы увидели: сидящую на перине, облокотившись на гору подушек, со спущенными холеными ножками, дамочку довольно смазливую на лицо лет тридцати.

  У адъютанта, который был примерно в ее летах, быстро завязался разговор.

- Я жена летчика, отстала. Вот и стараюсь как можно быстрее добраться до Киева. - Это меня несколько смутило. Я не видел в ее поведении, что она торопится. А когда завели разговор о немцах, она сказала:

- А немцы не такие уж плохие люди. Они очень внимательны. Там недалеко, после Ковеля наша артиллерия обстреляла село. Ранило несколько человек, одной девушке повредило ногу, так из машины красного креста оказали ей помощь, наложили шину и вместе с другими ранеными отправили на этой машине в городскую больницу. - Она еще что-то говорила, я уже не слушал и торопил адъютанта уходить. Батальон уже построился и двинулся в поход, а у меня в голове вертелась мысль: - немецкий провокатор.

  Мы бегом нагоняли строй, и я спросил начальника: Ну, как она?

- Хороший "товар", да некогда...

- Товар то неплохой, да ее нутро гнилое... Чем она здесь занимается?

- Я об этом, но некогда было ею заняться...

- Таких, как она, немцы заслали немало.

- Пожалуй ты, Николай, прав - подтвердил мою мысль адъютант.

  Тяжелые дождевые тучи опустились низко. Стал накрапывать дождик. Вдруг голова колонны, дойдя до развилки дороги, круто повернула на север. У нас возник один и тот же вопрос: - Почему?

  Мы подошли к развилке и справа от дороги стоит «полковник из генштаба». Как потом нам стало известно от комбата, он и отдал "приказ" комбату: - вести в этом "нужном" направлении. Проходя мимо, мы отдали ему честь, он ответил кивком головы. Я осмотрел его с головы до ног, и у меня возникло подозрение: - Откуда он такой, прилизанный, с иголочки одетый, стоит в гордом одиночестве - и тут же я другу предложил:

- Давай, остановимся, и этого "полковника" проверим? Тряхнем его по-настоящему.

- Не надо! Свяжешься с ним, а потом горя наберемся.

- Да вломим ему и обыщем! Видишь же, никого рядом нет! Ни машины, ни адъютанта, ни телохранителя... Как он сюда попал? Он же направил батальон немцам в пасть. Слышишь? Там гремит канонада!

  А в это время комбат, уже повернул голову колонны батальона направо и повел, как было предписано - на восток. Такие провокации встречались часто и во многих местах. Немцы готовили лазутчиков из числа наших белогвардейцев. С целью дезориентировать и наводить панику среди воинских частей и подразделений Красной Армии, а среди населения распускать слухи, что немецкая армия - это армия спасителей от коммунистического рабства.

                                               III.

  При отходе по лесам нам приходилось преодолевать одно болото за другим. Шестая рота почти все время прикрывала отход подразделений батальона и полка. Вот уже больше суток мы отходили день и ночь без отдыха. Подойдя к одному из болот, я услышал стук топоров, визжание пил и треск падающих сосен. Впереди, почти у кромки болота стоял автомобиль "ЗИМ" вороненого цвета. Ого! Где-то здесь начальство? - И тут же со стороны услышал хрипловатый голос:

- Лейтенант, ко мне! - Я повернул голову в сторону раздавшего голоса и увидел сидевшего на пне лысоватого полковника с черными усиками.

- Товарищ полковник, лейтенант Куцаев, слушаю Вас!

- Помогите, своими воинами, саперам переправить мою машину через болото!

- Есть! - и тут же я подал команду: - Рота стой! Оружие «в костер». Красноармеец Козлов, охранять!.. Всем за работу.

  Саперы обрабатывали стволы сосен, а воины роты вытаскивали на болото и укладывали их, как рельсы на железной дороге. Затем по скользким стволам усилиями воинов проталкивали машину вместе с полковником на противоположный берег.

  Сколько времени мы были заняты этой работой, мы не заметили, но солнце уже катилось к закату.

  Перебравшись через болото, мы все были по грудь мокрыми и грязными с болотной растительностью на одежде. Полковник вышел из машины, поблагодарил меня и в моем лице бойцов роты, сел в машину и скрылся за поворотом лесной дороги. Батальон, отход которого прикрывала рота, видимо уже ушел далеко.

  На противоположном берегу, роту поджидал старший адъютант. Он подошел и спросил меня:

- А ты знаешь, чью машину перетащил через болото?

- Откуда мне знать? Полковник мне не представился, но, садясь в машину, он пожал мне руку и поблагодарил личный состав роты за усердие в работе.

- Это был Иван Иванович Федюнинский, командир нашего, 15-го стрелкового корпуса.

 Так я впервые встретился с Федюнинским. В 1944 и 45 годах я опять воевал под началом, но он уже был генерал-полковником, командующим 2-й ударной Армией на Прибалтийском, а затем на 2-м Белорусском фронтах.

  Нагнали мы свой батальон, когда солнце уже давным-давно скрылось за горизонт, а серп месяца висел почти над головой.

 Личный состав батальона, выйдя на огромную поляну вырубленного леса, мирно расположился на привал.

 Я доложил комбату о прибытии и о том, что случилось. Он обрадовался и сказал: - Вот и хорошо. Вливайся в общую колонну.

 Личный состав роты расположился на отдых. Я решил этим воспользоваться, и отошел метров на пятьдесят в туалет. Не успел присесть, как с того леса, откуда мы только пришли, по дороге с рокотом выскочили два мотоциклиста. Наткнувшись на скопление строившегося батальона, они дали из пулеметов по несколько очередей трассирующими и разрывными пулями. Тем не менее, эта стрельба создала впечатление окружения батальона. Личный состав рассеялся, по лесу. Мотоциклисты, боясь получить ответный огонь, круто развернулись и скрылись в том же лесу, откуда они появились.

  Я переждал все увиденное, вышел на дорогу - пусто. Тогда решил дать сигнал, русское: - "Ау!" Затем заложил пальцы в рот и сильно свистнул. Звуки при лунной ночи эхом отозвались из разных сторон. Из-за пней стали выходить наши воины шестой роты и других подразделений, затем по дороге собрался довольно большой отряд. Назначил головной дозор, тыльное охранение, наблюдение по сторонам и ускоренным шагом пытались нагнать главные силы батальона.

  Вечерние сумерки давно сменились ясной лунной ночью. Воины стали уставать и стали упрашивать меня:

- Товарищ лейтенант, вон, впереди какой-то населенный пункт, давайте сделаем привал.

- Нет! В населенном пункте привал делать не будем - опасно! Привал сделаем после его прохождения - хотя я и сам устал. Сапоги после прохождения болот успели ссохнуться. В правом сапоге подошва отвалилась. Болота не прошли бесследно и для меня: на левой ноге от ягодицы до самой пятки высыпало один за другим шестнадцать фурункулов. Некоторые из них уже прорвались и стали прилипать к кальсонам. Боль была невыносимая.

- «Держись, Николай, атаманом будешь» - ободрял я сам себя. Оказывать помощь было некому и нечем.

- Эй! Кто там? Бегом! А то мост, взрывать будем! – кричали спереди подрывники.

- Рота оружие в руку! За мной бегом марш! – мы проскочили мост, сзади раздался взрыв. Мост взметнулся на воздух. Звук резкого взрыва эхом покатился по реке. За рекой послышался рев немецких мотоциклов, выстрелы и крики немцев:

- Цурюк! Хальт! Хальт! - мы оглянулись – немцы, со дворов выволакивали наших бойцов. Затем, построив в колонну и под охраной часовых, погнали в плен. Сердце сжалось комом, мурашки поползли по спине. Грустно было наблюдать за случившимся. Воины стиснули от злобы челюсти. Было обидно за тех воинов, которые так глупо попали в неволю. Мы сознавали наше бессилие, что ничем помочь не могли. Бойцы, понурив голову, шли за мной и между собой шептались:

- А наш лейтенант был прав, предвидел опасность.

- Что ни говори, смекалистый парень.

 Теперь опасность миновала. Наверное, можно сделать привал? Только надо отойти подальше от переправы.

                                                            IV.

  Оставив Сарны, части нашей дивизии с боями отходили к Малину. Встречались небольшие подразделения противника, мы сходу вступали с ними в бой. Уже ни у кого из нашего командования не возникало мысли о выводе дивизии на формирование - обстановка не позволяла.

  Опьяненные общим успехом на фронтах, и быстрым продвижением на восток, немцы, до некоторой степени, становились беспечными. Видимо, они считали, что в приграничной зоне основные силы Красной Армии уже разгромлены, а дальше они маршем дойдут до самой Волги и выйдут на запланированный рубеж: Архангельск, Астрахань, добившись конечной цели.

  Достигнув станции Малин, наша шестая рота была направлена на склады для эвакуации продовольствия со складов неприкосновенного запаса. В это время, южнее Малина немцы заняли город Радомышль на реке Тетерев. В нашем полку был создан отряд, который совершил бросок из Малина к Радомышлю. Я был послан с отрядом офицером связи и находился в ячейке управления отряда.

  Ночью было тихо, небо безоблачное, луна находилась почти в зените. Было светло, хоть собирай иголки.

  Немцы расположились по домам, у некоторых прохаживались часовые, иногда перекликались между собой.

  Используя плантации хмеля, мы подошли незамеченными к самому городу. Наш отряд, одним подразделением обошел город с запада, другим с востока. Два противотанковых орудия и станковые пулеметы установили против главной улицы, которая хорошо просматривалась сверху до моста через реку.

  Бойцы прошли по огородам и скрылись за хозяйственными постройками, в готовности к ведению огня по выскакивающим из домов немцам. Свои переживания каждый старался сдерживать в себе. Внешне все были весьма спокойны.

  Время. Все готово! Ракета взвилась ввысь. Со всех сторон раздался шквальный огонь по домам. Немцы полураздетые, а некоторые вообще в нательном белье, выскакивали из домов и кинулись бежать, но не знали куда? Одни пытались бежать в огород за хозяйственные постройки, там их поджидали наши бойцы. Другие выскакивали на улицы и попадали под шквальный огонь пулеметов и разрывы осколочных снарядов.

Крик, шум, стрельба длились не более получаса. Все затихло. По приказу, подразделения с востока и запада, цепью сошлись к центру, уже без выстрелов, добивая живых штыками. Я вышел на центральную улицу. Трупы немецких солдат и офицеров в нательном белье завалили всю улицу, все дворы. Они хорошо отсвечивали при лунном свете. Их было настолько много, что невозможно было сосчитать. Такое побоище мне пришлось увидеть в начале войны.
  Позже, я видел много трупов под Сталинградом, когда под огонь нескольких батарей "Катюш", попала наступающая толпа румын, но столько убитых из стрелкового оружия, за всю войну, я больше не видел. Это был успех. Оказывается и немцы не боги; их тоже можно уничтожать. Этот урок беспечности стал наукой не только для немцев, но и для нас. Внезапность, стремительность - залог победы.

                                                           V.

   Из Малина мы шли на Вишневичи. Шли долго и везде: на юге и на севере от нас гремела артиллерийская канонада, словно грозовые разряды. На юге немцы прорвались, вели бои где-то в районе Винницы и рвались в направлении Днепропетровска, Запорожья. На севере темп наступления был несколько ниже - болотистая местность.

  Наш батальон оставил Малин и стал спешно отходить в направлении на Вишневичи. Шестая рота, как гарант безопасности, постоянно находилась в прикрытии. Занимаем оборону на указанном рубеже, удерживаем до вечера, а там под покровом темноты, снимаемся и нагоняем батальон. Комбат встречал и радовался, что рота к утру в полном составе примыкала к батальону.

  Однажды, наш батальон в полном составе, вышел в западном направлении по лесной чаще Бородянского леса. Спереди, прикрытие осуществлялось полковой разведкой и головной походной заставой.

  Впереди, по просеке, просвечивалась опушка леса. Справа внезапно возникла ружейно-пулеметная стрельба. Как потом выяснилось, что наша полковая разведка попала под обстрел в селе Крымок. Немцы ее обстреляли с чердаков зданий и с дворов. Ей пришлось ретироваться. Одновременно несколько выстрелов прогремело впереди, наш парный дозор столкнулся с таким же немецким дозором. Один дозорный был убит. Старший дозорный, каким-то чудом уцелел и доложил комбату, что за поляной слева, в лесном массиве, находится крупная войсковая часть. Там слышна немецкая речь, гул машин и танков.

  Комбат принял решение - перейти к обороне по западной опушке леса. Шестая рота заняла оборону на правом фланге батальона. Слева, на стыке стрелковых рот вышел и занял огневую позицию взвод станковых пулеметов "Максим". Еще личный состав не успел окопаться, как перед фронтом батальона в низком сосняке появилась немецкая наступающая цепь. По головам можно судить, цепь не густая, но очень внушительная по фронту. Грянули выстрелы с нашей стороны. Цепь, видимо, залегла и ответила плотным пулеметным огнем трассирующими и зажигательными пулями. Правда, очереди пролетали высоко над головами и засыпали нас хвойными ветками. Затем "залаяли" минометы. Мины ложились где-то в тылу нашего боевого порядка. Немцы, воодушевленные огневой поддержкой стали перебежками приближаться к нашему боевому порядку. Застрочили наши станковые пулеметы. Я, как пулеметчик, заинтересовался их стрельбой. Смотрю и глазам не верю: - Почему рикошеты очередей ложатся "перед самым носом". Не далее ста метров? - спрашиваю у пулеметчиков:

- Что вы делаете?

- Страх на немцев нагоняем!

И тут доносится крик:

- Немцы обходят нас справа!

 Действительно немецкие солдаты от дерева к дереву приближаются к нашему правому флангу.

- Патроны экономить. Стрелять только прицельно. Старайтесь стрелять в

кромку дерева, за которой стоит немец - а сам решил усилить правый фланг, перебросив туда отделение с левого фланга.

  Увлекшись отражением атаки немецкой пехоты, я не заметил, как сгустились вечерние сумерки, в лесу стало темно. Стрельба прекратилась, стало тихо.

 Я обратился к красноармейцу Козлову:

- Товарищ боец, бегом на наблюдательный пункт батальона и узнать, что роте делать дальше?

 Через несколько минут боец Козлов возвратился, но от страха не может сказать ни слива:

- Т-т-т-товарищ лейтенант, а там никого нету, слышна немецкая речь.

- Как нету?

- Пусто кругом. Окопы пустые.

- Замполит Среда, проверить!..

 Замполит мигом растаял в непроглядной темноте и вскоре возвратился и доложил:

- Товарищ лейтенант, Козлов прав: там действительно никого нет.

- Командиров взводов, отделений ко мне. Товарищи, быстро собирайтесь, тихо, без паники - немного я подождал и спросил: - Все в сборе?

- Все!

- Товарищи командиры, батальон незаметно отошел. Мы остались одни. Сейчас мы тоже будем отходить, но нам сейчас неизвестно, где находятся немцы и что они делают? Надо быть ко всему готовым. Вплоть до рукопашной схватки. Оружие дозарядить. Будем пробиваться цепью. Интервалы между бойцами на видимость друг друга, а для того, чтобы не растерялись по лесу, в разные стороны не разбежались, рванем с криками  - "Ура!".

  Выйдя на безопасное место, соберемся в колонну - Приготовиться. Всем командирам бежать в цепи. Я держу азимут 48.

  Темно. Только стволы деревьев темнели в ночи. Приняв сигналы о готовности, командую:

- В атаку, бегом - Марш! - и по лесу раздалось дружное «Ура». Воины неслись как угорелые, не чувствуя земли под ногами. Метров через сто пятьдесят я почувствовал, что бегу немцам, которые спали, прижавшись, друг, к другу накрывшись палатками. Охранявший их часовой, сидел у дерева, прислонившись к стволу, тоже уснул или обомлел от страха. Когда мы скрылись во мраке ночи на довольно приличное расстояние, немцы, не понимая, что случилось, открыли огонь во все стороны. Пробежав метров пятьсот, мы остановились. За спиной была слышна беспорядочная стрельба. Вся рота собралось без потерь. Несколько успокоившись, пошли строем, хотя душевные переживания давали о себе знать. Чувство страха появилось, когда мы осознали, что батальон отошел, а немцы нас обошли не только с фланга, но и зашли нам в тыл.

- Ночь нас спасла: - подумал я.
   На марше, один боец прикладом винтовки, случайно разбил бутылку с самовоспламеняющейся жидкостью. Его охватило пламенем, мы бросились спасать пострадавшего, прикопали его землей. Он перестал кричать. Откопали – снова боль, снова кричит. Схватили его и потащили в болотце с водой - молчит. Вытащили - кричит. Тогда сняли с него брюки и кальсоны и обмотали пораженные места тряпками из нательных рубах, чтобы не допускать доступ воздуха к фосфорной жидкости, которая липко покрыла кожу. Воину стало легче и повели его в таком виде. Не успели пройти и ста шагов, как другой, разбил бутылку о малую саперную лопату. Но и ним мы уже быстро справились, сумев избавить от жгучей боли.
  Только к утру нам удалось выйти к небольшому селу. Сдав пораженных в санитарный пункт батальона, облегченно вздохнули. И я сделал вывод - бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью являются грозным оружием для борьбы с танками в обороне, но они очень опасны в наступательном бою для жизни наших воинов...
  Наше это наступление было неудачным, оно для меня было настоящим "боевым крещением". Мне впервые пришлось, лицом к лицу, встретится с врагом.

                                                          VI.

  На окраине села роту встретил комбат. Он обрадовался и крикнул: "В нашем полку прибыло!". И без официального доклада стал расспрашивать, что и как случилось? Почему рота не отошла вместе с батальоном? Просто! Связной, посланный оповестить об отходе батальона, в роту не появился.

•  Причины надо уточнить и разобраться! - в заключение нашего разговора сказал комбат. А теперь, роту кормите завтраком. Завтрак уже готов. Пополняйте боеприпасы до полного комплекта. Можете брать с запасом и будьте готовы получить задачу.
     Пришла радостная весть: появилась возможность помыть личный состав со сменой белья. Радости не было конца. Еще бы? С началом войны ни разу не только не мылись, но по-настоящему и не умывались. После помывки дали возможность пообедать, поужинать и даже отдохнуть.
    И снова марш. Воины устали, засыпали на ходу, еле-еле передвигали ноги выбиваясь из сил, но шли надеясь на улучшения обстановки в нашу пользу. Мы не знали, что делается у соседей, где лучше, где хуже... Томились в собственном соку.

  Утро. Солнце своими яркими лучами озарило небосклон. Мы вошли в густой сосновый лес. Батальон остановился на какой-то широкой просеке, идущей с севера на юг. Комбат решил двумя ротами (пятой и шестой) занять оборону, указав каждому район.

  Мы же, указав место окопа каждому бойцу, показали сектора обстрела и направления дополнительного огня на стыке флангов рот, встретились и познакомились - два молодых ротных командира. Оба - Николая. Я выпускник Житомирского, он Владикавказского пехотного училища. Выпускались одновременно. Я уроженец Краснодарского края, он города Пятигорск. У него в Пятигорске проживает мама-одиночка, работает учителем средней школы.

  Воины уже заканчивали рыть ячейки для стрельбы лежа, а некоторые уже приступали к маскировке своих окопов. И тут, прибегает, взмыленный связной от комбата и на ходу кричит:

- Товарищи лейтенанты, вас с ротами срочно вызывает комбат к себе... там где-то немцы...

- Рота, встать! Взять все и за мной в колонну по одному бегом - Марш! Замполит Среда, осмотреть окопы, чтобы ничего не забыли.

  Тоже самое, проделала и пятая рота. Нас встретил комбат и без всяких объяснений подал команду:

- Пятая вправо, шестая влево. По направлению движения  - К бою! Вперед! Одно мгновение и воины обеих рот ускоренным шагом шли лавиной на широком фронте, не зная, что их ждет впереди. Выйдя из кустарников - Что это? Перед нами, в нескольких десятках метров, по лесной дороге беззаботно двигалась колонна немецких повозок, в хвосте которой четыре битюга тащили старую немецкую пушку на тяжелом чугунном ходу.

  Увидев перед собой немцев, цепь без всякой команды, с криками "Ура!" ринулась в атаку.

  Немцы от неожиданности растерялись. Только отдельные из них, став на колено, пытались отстреливаться, другие соскакивали с повозок  и дали драпу, стараясь скрыться в кустарниках с противоположной стороны дороги. Убежать удалось не всем. Те, которые пытались обороняться сразу стали жертвой от шквального огня наших бойцов. Да и в противоположном кустарнике, мало кому удалось спастись.
  Мы с Николаем увидели одного немца с ранцем за спиной и автоматом в руке, бросившегося по просеке наутек. Решили его взять живьем. Казалось, вот-вот мы его настигаем. Он бросает автомат в сторону. С него на ходу слетает один сапог вперед, другой назад. Из под руки, он бросил нам под ноги шипящую гранату. Меня, как ветром, снесло за ствол сосны. Коля среагировать не успел, он свалился на землю замертво. С немца слетает сначала ранец, затем мундир. Он босой, в нательной рубахе, так и дал стрекоча... Видя, что он стал удаляться. Я выхватил парабеллум, несколько раз выстрелил, но пули ложились, не достигая цели.

  Я бросился к другу. Он лежал мертвый лицом в землю. Я его развернул на спину и стал его осматривать - нигде я не обнаружил на нем ранения, нигде нет ни капли крови. И, наконец, я заметил черное пятнышко на левом виске, величиною с горошину и этого было достаточно, чтобы его сердце остановилось.

- Эх, Коля, и зачем нам был нужен этот немец? Жаль! И немца не поймали, и друга потерял. Мои глаза заполнились слезами и я, понурив голову, пошел докладывать комбату - я потерял боевого друга, а мама своего единственного сына - кормильца и защитника Родины.

  Возвращаясь к роте, я заметил, лежавшего на опушке леса, тяжелораненого немолодого немца. Мне было не до него.

  Подойдя к комбату, я доложил ему все, что случилось. Его лицо помрачнело, но он не стал нас журить и только своим хрипловатым голосом сказал:

- Веди!.. Веди меня к нему - мы шли молча. И вот он, дорогой мой друг Коля, лежал лицом вверх, навечно с закрытыми глазами и не ощущал солнечных зайчиков от мирно качающихся сосновых ветвей.

  Мы сняли головные уборы. Комбат произнес традиционные слова:

-  Вечная слава тебе, герой. Ты отдал свою жизнь, защищая свою родную страну! Пусть земля тебе будет пухом. Старшину пятой роты ко мне! Похоронить своего командира достойно.
Обращаясь ко мне, он сказал:
- Какого…, вы молодежь, вечно под пули лезете? Навоюетесь еще, горячие ваши головы.., что мне с вами делать?

  Прогремели выстрелы над могилой друга. Батальон готов был к выполнению другой задачи.

  Я подошел к комбату и сказал ему, что здесь недалеко, совсем рядом лежит тяжелораненый немец.

- Где? А ну, пойдем к нему?!

  Мы подошли к нему. Немец уже был мертв. Возле его правой руки лежал полураскрытый бумажник, и из него вывалилось несколько небольших фотографий. На одной из них был сфотографирован дом с забором, ворота и он в кругу своей семьи. Рядом с ним жена, отец, мать и два ребенка: девочка и мальчик. У него еще продолжал пульс биться, но глаза уже безжизненно закатились.

  Итак, в один день, в один час, в одном и том же бою погибли: один, пришедший завоевать жизненное пространство: другой - защищая свою родину, свой дом, но ни того, ни другого уже нет на белом свете, и их родители никогда не узнают, где похоронены их сыновья. Над их могилами шумит высокий Бородянский лес.

  Закончив с похоронами Николая, мы пошли осмотреть повозки. В них оказались сложенные минометы без мин, несколько знамен немецких войсковых частей и личные вещи их обслуги. Командир батальона распорядился отправить их на командный пункт полка.

  Батальон совершал марш, а я шел, и все время меня не покидала мысль: - "И нужен нам был этот немец - пленного не поймали, друга потерял. Прав был комбат». Тогда я решил: - "Надо в бою поступать так, чтобы и задача боевая была выполнена и людей сохранить, а если это будет невозможно, то хотя бы с минимальными потерями."

  Вечером батальон остановился. Организовав охранение, дали отдохнуть личному составу. Оно, конечно и червячка было неплохо заморить, да нечем - перешептывались воины.

- Да оно то, так! Давай, хотя по пару раз затянемся... Табачок тоже последний - и бойцы, завернув большую сигарку, и пошла она по кругу. Но затягивались они, как говорят в рукав, прячась, чтобы не высвечивать себя противнику, хотя они знали, что немцев близко нет. Они свое место нахождения обозначили осветительными ракетами.  
   

                                                         VII.

  Рано утром откуда-то прибыл завтрак. Воины, услышав запах съестного, быстро зашевелились. Термосы мгновенно опустошили, не забыли и меня. Писарь роты принес полкотелка гречневой каши с тушенкой и флягу с чаем. Я еще не успел допить чай, как связной сообщил мне:

- Товарищ лейтенант, вас вызывает комбат. Рота уже заканчивала завтрак и у многих была забота, где найти закурить? Уже табачок у всех закончился. Меня этот вопрос никогда не волновал - я решил прожить жизнь и ни разу не закурить.

  Я подхватился и бегом побежал на вызов комбата. Он встретил вопросом: - Ну, как? Рота позавтракала?

- Заканчивает, товарищ капитан!

- Тогда получите задачу. Подойдите ко мне и посмотрите на карту. - Он сначала указывал мне по карте, а затем на местности. - Роте выйти срочно на западную опушку этого леса. Занять там оборону с целью: Не допустить проникновения противника в лес со стороны запада. - Он показал мне на карте просеку, по которой я с ротой должен выйти на опушку и уточнил район обороны роты.

- Задачу понял?

- Так точно!

- С Богом! Из района обороны пришлите ко мне связного.

- Есть!

  Время шло к восходу солнца. Густой туман тонким слоем стелился по земле. Прохлада залезала под рубаху и мурашками расползалась по телу. Воины, закончив завтрак, прикрепляли котелки к поясу, а фляги заполняли чаем. Сборы были недолгими. Выслав вперед дозор, рота двинулась вперед. Выйдя к опушке, рота остановилась.

- Командиры взводов за мной, роте перекур, не выходя из леса. Наблюдатели вперед! Занять место на скате: обо всем замеченном докладывать мне немедленно.

  За опушкой леса находился крутой песчаный спуск, засаженный молодыми соснами, а далее от подошвы спуска простиралась обширная лощина с отдельными сосновыми деревьями.

  Я определил тактический гребень, указал взводам позиции и личный состав, скрытно выйдя на них, приступил к оборудованию окопов, сначала лежа, затем с колена, а до полного профиля дело не дошло. Копать было сложно - грунт сыпучий и стенки окопов то и дело осыпались.

  Вот уже солнышко своим верхним краем показалось над лесом, длинная тень которого почти достигала наших позиций. Небо было чистым, и утро предвещало прекрасный ясный день.
  Обстановка на нашем участке складывалась тихая, спокойная и никаких серьезных событий не предвещалось. Из предыдущего опыта, воины знали, что тишина на фронте является предвестником больших событий. Бойцы были молчаливы, сосредоточенны и предусмотрительны: оружие дозарядили и поставили на предохранители, одели оборонительные чехлы на гранаты - все старались предусмотреть для ведения оборонительного боя. Оружие и гранаты положили от себя вправо на вытянутую руку, а сами делали все, что бы окопаться как можно глубже.
  Я, с командирами взводов, сохраняя маскировку, перемещался от одного воина к другому, уточняя задачу каждому. В это время из лощины стала доноситься немецкая речь, а через некоторое время мы увидели бодро шагающую цепь немецких солдат. Красноармейцы на некоторое время замерли, потом потихоньку стали перешептываться между собой. По цепи пошла команда: -  «Оружие привести к бою. Без команды не стрелять. Гранаты приготовить - к бою! После броска гранат - атаковать резким броском с криком «Ура» - до меня, по цепи, вернулось: - «команда атаковать - принята!».

  С приближением немецкой цепи нервное напряжение дошло до предела: челюсти сжимались до скрежета зубов, волосы на голове поднимался дыбом, спину пробило потом,  мурашки пробежались дрожью - все тело сжалось пружиной.

  Немецкая цепь подходила все ближе и ближе. Немцы, идя, подшучивали друг над другом. Нам хорошо было видно, как они, сходясь, подталкивали друг друга в бок, смеялись, потом опять расходились. По их поведению мы понимали, что они не ожидают опасности. На подъеме склона их движение замедлилось. Некоторые из них его преодолевали подъем с большим трудом. Расстояние до цепи сокращалось: 100, 70, 50… метров. Раздалась команда: - "Гранатами огонь!". Одновременно полетели десятки гранат, раздались взрывы. Осколки со свистом поражали цель. Немцы опешили, остановились, не зная, что делать? Грянуло русское: - "Ура!" и вся рота ринулись на них. Толи от неожиданности и страха, то ли от вонзившихся осколков у немцев подкашивались ноги - бросились бежать, но ноги были непослушны. Наши воины ровной цепью настигли развалившийся боевой порядок немцев. С криком "Ура!" и отборным матом в ход пошли штыки. Сержант Дорожко бежал немного впереди всех, мастерски орудуя штыком раскидывая убегающих немцев. Почти у самого подножья холма, он уже не имея сил догнать немецкого верзилу, резко бросил винтовку вперед. Штык, как копье, вонзился в спину. Немец взмахнул руками, автомат вывалился, а он, падая на спину, напоролся на штык так, что конец его вышел из груди. Еще живой, он завалился на бок. Сержант подошел к немцу, развернул его вниз лицом, наступил на него ногой, вытащил штык, повторным ударом довершив его, и крикнул бойцам:
- И щоб, мене, без подранков! Седьмой… - снял пилотку, вытер сначала лоб, а потом затылок - Вот это да! Надолго запомнится этот денек.

  Большинство наступавших, нам удалось уничтожить в штыковом бою. Некоторым удалось уйти, они бежали по песку, вверх по склону холма. Убегая, пытались отстреливаться, не целясь, через плечо или из-под руки, но от этого не прицельного огня мы потерь не имели. Воины, встав на колено, с небольшого расстояния метко стреляли по убегавшим немцам. Все место боя и склон были усеяны немецкими труппами.

  В это время, где-то за рощей залаяли минометы. Я дал команду: - Рота! Ложись!

  К нашему счастью мины разорвались впереди нас с недолетом, а часть - левее нашего боевого порядка.

  В голове промелькнуло: - Надо роту срочно выводить из-под обстрела.

- Рота, отойти на свои позиции. Бегом - Марш! - и только мы ринулись назад, как на месте боя взорвались мины.

  Возвращаясь, я заметил, под отдельной сосной с пробитой осколком окровавленной головой, лежал немецкий офицер с бородкой, на груди было много наград. Я тогда, подумал - "Всю Европу покорил, а здесь в Бородянском лесу нашел себе смерть".

  Мы не успели дойти до своих окопов, как нам навстречу прибежал связной, и еле переведя дух, сообщил:

- Товарищ лейтенант, срочно с ротой отойти на наблюдательный пункт батальона. Так мы и не подсчитали: сколько воины роты в рукопашном бою уничтожили немецких солдат. Я думаю более тридцати. У нас только два бойца получили мелкие ранения от осколков собственных гранат.

                                                     VIII.

  Войдя  в лес, мы привели себя в порядок. Потерь нет. Легкораненым оказали посильную помощь. Я был рад, что нам удалось своевременно вывести  личный состав роты из зоны обстрела немецкими минометами. Настроение полного напряжения наших чувств у всех сменились на чувство радости и ликования:

- Вот мы дали немчуре про...!

Каждому хотелось высказаться, как он опробовал прочность русского штыка: - Не выдержали нашего напора: - драпу дали...

- А как ловко действовал наш сержант, как лихо он расправлялся с убегающими немцами.

- Недаром, он нас до войны тренировал? Ведь пригодилось.

Все были в восторге от его техники штыкового боя: - Ничего не скажешь? Молодец! Да, он просто с ними расправлялся как повар с картошкой.
- Мы в бой вошли по всем правилам: молниеносно и ровно, а их строй мы развалили гранатами… Вот, где залог успеха! Нет боевого порядка – нет и обороны. Добивай сколько угодно… - скромно ответил сержант.

  Однако, нам не пришлось долго радоваться. На том месте, где был командно-наблюдательный пункт, ни кого не оказалось. Остановились, стал решать в каком направлении нам необходимо дальше двигаться. Я и решил отойти за кусты, чтобы оправиться ... - Боже! Что это? Откуда они здесь взялись? Всего в тридцати метрах лежит немецкий расчет с пулеметом "MG-34" - Я дал задний ход и все же успел заметить, что дальше за деревьями, еще виднелись головы немецких солдат.

- Гвоздев! - обратился я к связному - Граната есть!

- Есть!

- Дай быстрее - сняв предохранитель, я метнул ее в сторону пулеметного расчета. В ответ, по нашему расположению посыпались мелкие мины, осколки некоторых ранили несколько человек, в том числе меня. Один осколок попал в левую скулу, благо плашмя, второй впился в левую кисть, а третий, более крупный, располосовал штанину от левого кармана до ширинки. Из кармана вывалился кожаный бумажник, подаренный мне отцом, доставшийся ему от дедушки, как потомственная реликвия, но и он располосован пополам, кроме одной его части, прилегавшей к ноге. Пришли в негодность и фотографии и облигации, полученные мною, будучи курсантом, в военном училище. Посмотрел я на все, жаль, пришлось выбросить.

  Время терять нельзя и тут же я дал команду: - Рота, встать! За мной бегом - Марш! - в это время за поворотом налево на просеке раздался сильный взрыв. Выскочив на просеку, мы увидели наш бронеавтомобиль подорвавшийся на мине, установленной нашими саперами при отходе. Два окровавленных красноармейца бежали впереди нас. Правое переднее колесо отлетело, корпус разворочен, остальные члены экипажа погибли.
  На бегу я выдавил "свои" осколки. Благо засели они не глубоко. Отбежав на безопасное расстояние, остановились передохнуть. Я вытащил из пилотки английскую булавку и пристегнул отвалившуюся штанину.

  К концу дня мы нашли свой батальон, свои походные кухни и своих санинструкторов, которые тут же принялись оказывать помощь нашим раненым.

 Комбат встретил меня, посмотрел на мое окровавленное лицо и спросил:
- Живой?

- Как видите, живой!

- А людей много потерял?

- Потерь убитыми нет! Раненые есть! Сколько? Честно!.. Не знаю. Потому что многие раненые роту покидать не хотят и не жалуются.

- Ладно! Кормите людей и пополняйте боеприпасы, личному составу дайте отдых, да и сами постарайтесь отдохнуть. Прежде чем отдыхать, я отдал все распоряжения, а сам снял брюки и стал ремонтировать штанину. Зашел фельдшер обработал мне ранки, чем-то смазал мои фурункулы и только после этого я улегся и предался сну.

  Это произошло 20 июля 1941 года.